— Привет, Левина.
— Пфифет, — отвечаю, продолжая демонстративно поглощать свою карамельку.
— Я в шоке, что ты в школе учишься. А лет-то тебе сколько?
— Шешнадцать, — невнятно бормочу.
Тим вздыхает, подкатив глаза. Я же решаю, что плохие манеры временно можно выключить, и чупик вынимаю, изображая сразу одну из своих многочисленных улыбок, такую же, как и у мелких монстров.
— А семнадцать скоро?
— В декабре. Колись, тебе все обо мне братья спалили?
Шумский пожимает плечами и поправляет взъерошенную светлую челку. А хорош, зараза. Вот надо же! Не скажу, что он тут главный красавчик. Тот же Саша его симпатичнее, но в Тиме что-то такое определенно есть.
— Допустим. У меня большие связи с твоей семьей, — подмигивает, намекая на папу.
— Не могу сказать, что это пойдет тебе в плюс. Одно слово от меня папе, и ты вылетишь из команды.
— Ты так не сделаешь.
— Не сделаю, — я вынуждена согласиться. — Но прости, не могу упустить возможность козырнуть тем, что мой батя — тренер.
— А — мой министр спорта, — важничает Тим.
— Да хоть папа Римский.
Он ржет. Не понимаю, почему?
— Смешная ты. Пойдем на свидание?
— А тебе на тренировку не надо? — я снова решаю козырнуть. График бати выучила наизусть, чтобы не позвонить без крайней необходимости в неподходящий момент.
— Надо. Еще две минуты, и мне придется втопить отсюда. Я и так почти опаздываю.
— Папа не любит, когда опаздывают.
— Он вообще меня не любит, не знаешь, в чем причина? — то ли стебется, то ли серьезно интересуется.
— Понятия не имею. И вообще, ты спрашивал про свидание, а я соглашаться не собиралась.
— Ты согласишься, — он заявляет без всяких сомнений.
— Если ты старше и у тебя есть байк, это не значит, что каждая должна плыть при виде тебя.
Шумский ухмыляется и снова поправляет свою челку. Внимательно смотрит на меня несколько секунд, еще раз улыбается и запрыгивает на своего железного коня.
А потом какая-то неведомая сила дает ему в мозг, он спрыгивает с байка, в один большой шаг осиливает расстояние между нами, одной рукой притягивает к себе за талию и впечатывается в мои губы.
Просто целует, прижавшись своими губами. Коротко, быстро и не сильно. Но я буквально слышу, как улюлюкают пацаны и визжат от удивления девчонки из одиннадцатых. Вот же…
— Угроза «папе расскажу» не прокатит, Мила, — говорит Шумский, отлипнув от меня. — Поговорим позже, мне на тренировку пора. Не прощаюсь, — кивает, напяливает на себя шлем, заводит байк и срывается с места, а под ним как будто даже асфальт свистит.
Глава 6. Шумский
— Шум, где тебя носит? Еще минута, и получил бы очередной нагоняй от Левы, — умничает Ковалевский, когда я влетаю в раздевалку чуть ли не за одно мгновение до выхода на поле.
— Ух, успел! — улыбаюсь и бросаюсь срочно переодеваться.
— Успел, успел. Шлялся-то ты где? В универ что ли сходил?
Коваль у нас как святой, честное слово. В универ прилежно ходит на те пары, которые по расписанию успевает посещать до тренировок. Так-то мы все, разумеется, на индивидуальном плане. С ним мы учимся на одном курсе, но в разных группах.
— Сходил, — это я говорю честно, потому что в стенах вуза реально был. Две пары правда отсидел.
— И как оно?
— С первого курса ничего не изменилось. Я потом к рыжуле заехал.
У Андрюхи глаза на лоб лезут. Он быстро понимает, о какой конкретно рыжуле идет речь, и видимо, его происходящее пугает больше, чем меня.
— Офигел ты, Шум, еще пойди тренеру расскажи. «Знаете, я чуть не пропустил тренировку, потому что поехал к вашей дочери». Он очень обрадуется.
— Да расслабься, что ты паришься, как будто это твоя проблема? Я сам разберусь.
— Смотри. Только начали играть за основу, а ты уже нарываешься на проблемы.
Люблю Коваля. Вот правда, вместо того, чтобы влюбившегося друга поддержать, начинает драматизировать. Уже представил в своей голове, как меня тренер Левин поджопниками из клуба выпирает.
— Пойдем на поле, Андрюшенька, пока ты слезами не полил мой потенциальный уход из команды, — отшучиваюсь и быстрее друга покидаю раздевалку, шустро двигаюсь по подтрибунному помещению и сразу же оказываюсь на нашем тренировочном поле.
Ничего необычного, никаких конфликтов. Да и вообще это меня курица-наседка Ковалевский накрутил! Главный ничего не знает о моем поцелуе с его дочерью. Думаю, Мила ничего не рассказала, даже не потому, что верю ей, просто так чувствую. Не будет она жаловаться папе на меня. Как минимум потому, что я тоже ей понравился. Откуда такая наглая самоуверенность? От папы с мамой.