Вскоре она добралась до самого верха, там вцепилась в склизкую, редкую, промоченную дождями осеннюю траву и, подтягиваясь на руках, начала выбираться из могилы. Ладони постоянно соскальзывали, грозясь опрокинуть её обратно в раззявленную чёрную пасть погребальной ямы. Но желание снова находится среди живых было куда сильнее и буквально вытянуло её на поверхность.
Она встала, запрокинула голову назад, подставляя разгорячённое полугнилое лицо ледяным крупным каплям дождя, выдохнула целое облако пара и беззвучно засмеялась, скаля коричневые зубы в покрытых гноем деснах. Затем сосредоточенно осмотрелась и увидела крохотную оранжевую точку, плохо просматриваемую за одним из надгробий. «Илья! ‒ громко произнесла она, ‒ иди, обними свою мамочку»! Но Илья не шелохнулся, только сигарета остановилась на полпути ко рту и замерла, слегка подрагивая. Парня била дрожь, которую конечно же можно было списать на мерзкую осеннюю погоду. Однако не трудно было догадаться, что причина в другом. А именно, в его мамаше, которая денно и нощно распекала его при жизни, а потом умерла, и Илья более-менее начал чувствовать себя человеком. Но теперь она вернулась. Он сам помог ей сделать это, мучимый постоянными ночными кошмарами. И вот сейчас парень стоял и дрожал от осознания того, что натворил. Ему уже было страшно, хотя он ещё не видел маму вблизи и не мог полностью разглядеть жуткие изменения, настигающие каждого смертного после пребывания в сырой земле, в заколоченном гробу.
Сын явно не собирался делать шаг на встречу к матери. Что ж, её это нисколько не удивило. Он всегда был слаб и нуждался в её советах, которые часто звучали грубо, но зато должны были хорошо мотивировать. И хотя ни разу её бесконечная грызня, проевшая его насквозь, не принесла положительных результатов, женщина продолжала немилосердно работать языком, надеясь, что её усердия и скабрёзные словечки не пропадут даром. Вот и сейчас она медленно, на заплетающихся ногах от долгого лежания в гробу и потребовавшего усилий подъёма, направилась в сторону горящей сигареты. Женщина чувствовала, как кости ступней зарываются в сырую землю, оставляя после себя бороздки, сразу наполняющиеся дождём. Вот же будет потеха, если утром кто-то увидит эти костлявые следы и передумает навещать померших родственничков. Коленки отказывались гнуться, болтающиеся куски собственного тела мешали идти ещё больше, но она была упорна и быстро сокращала расстояние между собой и сыном.
Илья ошарашенно уставился на мать, глаза округлились, сигарета выпала из руки. Он попятился, но поскользнулся на мокрой почве и хлопнулся задницей в лужу. Что он натворил! Кто этот гнилой скелет, покрытый кусками мяса, истерзанного язвами, из которых пульсируя бьёт противная жёлтая слизь, размытая каплями дождя и сырой чёрной земли и от этого выглядящая ещё более мерзко? Красивое платье, в котором лежала его мать, когда он видел её в последний раз, перед тем как закрыли крышку гроба и с громким стуком вбили в неё дюжину гвоздей, превратилось в жалкие лохмотья, покрытые мерзкой склизкой массой. Она протянула к нему руки и, улыбаясь опухшими воспалёнными деснами, потому что губ у неё не осталось, произнесла: «Ну обними меня, сынок»! От этой фразы Илья прямо на жопе пополз назад по сырой земле. Однако женщина схватила его за воротник куртки и поставила на ноги, дыхнув могильным тленом прямо в рот: «Ты не рад меня видеть?» ‒ она улыбалась и выжидательно смотрела на него. Он не мог произнести ни слова, процеживая сквозь зубы привкус желчи и гнили дыхания своей матери и борясь с подступившей тошнотой. «Мямля! ‒ яростно крикнула женщина, ‒ пошли к могиле»! Женщина развернула Илью и толкнула в спину. Он снова упал, произведя целую волну брызг, а его мама засмеялась пронзительным визгом только что зарезанного поросёнка, схватила его за плечи и рывком подняла на ноги. Илью трясло крупной дрожью, голова наполнилась ватой, мозг туго соображал, перед глазами всё плыло как в тумане, он сделал пару шагов и бросился на колени, скрюченный рвотным спазмом. Его рвало так долго и упорно, что внутренности заболели от постоянного напряжения, а во рту появился противный горький вкус. Женщина хохотала при каждом новом позыве, несколько раз пытаясь поставить сына на ноги, но он был настолько слаб, что она бросила его лицом в лужу собственной блевотины и пошла обратно к своей могиле. На секунду Илью озарила вспышка радости: вот сейчас она прыгнет в яму, а он её закопает и спокойно отправится восвояси. Но громкий каркающий голос матери оборвал его счастье: