‒ Долго там прохлаждаться будешь? Закопать надо!
Илья кое-как поднялся на четвереньки и пополз за мамой, то и дело осклизаясь в грязи и рвоте. Трясущимися руками, на коленях он принялся сбрасывать комья тяжёлой сырой земли в раскрытую чёрную брешь. Мать пыхтела рядом, издавая прогорклое зловоние мёртвой плоти и хрипло посмеиваясь.
Кое-как Илья дополз до своей машины. Мама уже ждала его, уютно расположившись на пассажирском сидении, хотя он точно помнил, что закрывал машину. Открыв дверь водителя, он с трудом заполз на своё сидение. Каждая частичка его тела жутко ныла, как будто его избивали резиновыми шлангами несколько часов подряд, губы пересохли и потрескались от собственной желчи, оставшейся на них после рвоты. Запах в машине был просто невероятным: рвотный, трупный, гнилостный. Мокрая одежда моментально преобразовалась в пар на окнах, отделив Илью от остального мира и оставив наедине с воскресшей матерью. Он тяжело дышал и старался не смотреть направо, туда, где была она.
‒ И что ты теперь собираешься делать?
‒ Ну сначала я хочу покурить. Угости маму сигареткой. ‒ голос женщины напоминал скрип старого дуба, ствол которого насквозь проели личинки-паразиты.
‒ Возьми в бардачке, ‒ только и ответил Илья, оцепенев на несколько минут, губы болели, ‒ так что ты теперь собираешься делать?
Женщина с упоением затянулась, зажмурив истлевшие веки, напоминавшие искусанную молью пыльную тюль, и ответила:
‒ Переоденусь в грёбаного клоуна и начну рубить топором головы развеселой ребятне, что же ещё!
‒ Что? ‒ едва прошептал Илья, сил не было, голова кружилась.
‒ Ты слышал, ‒ вновь затягиваясь, гнусаво протянула его мать, а потом выдохнула и ответила, ‒ Пока не знаю. Видишь ли, сынок, ты такой мудачина, что я и не думала когда-либо быть откопанной, поэтому не разработала план.
‒ Какой ещё план? ‒ упавшим голосом промямлил Илья, силясь держать глаза открытыми
‒ Действий. План действий.
Илья не нашёлся, что ответить. Ему как будто всадили в глотку шпагу, покрытую льдом, отчего язык мгновенно прилип к металлу и оторвать его грозило нестерпимой болью. Он посмотрел на полуразложившийся труп своей матери, дрожа от страха грядущего, понимая, что это только начало долгого периода его жизни, полного ужаса и отчаяния. А, впрочем, разве было когда-то иначе? Эта женщина всегда допекала его до белого каления, даже после смерти. Может, так даже лучше? Может, теперь он сможет приручить этого зверя?
Всю дорогу домой мать вела себя как чокнутый подросток. Она включала громко музыку, подпевала, пыталась танцевать и курила одну за одной. Видя, как трепещут куски плоти на костях при каждом движении, задыхаюсь от вони, Илья несколько раз останавливался и пулей вылетал из машины, силясь вырвать. Но даже желчь не выходила, настолько хорошо его вычистило на кладбище. Пустые болезненные спазмы, наполнявшие всё внутри жжением, и больше ничего. Губы превратились в сухое, кровавое месиво, разлеплять которые требовало немыслимой силы воли, потому что боль была невыносимой, граничащей с обмороком.
Они подъехали к дому, когда мама вырубила музыку.
‒ Давай-ка, сгоняй принеси мне что-нибудь укрыться.
‒ Укрыться?
‒ Да. Не пойду же я так?
‒ Я выбросил все твои шмотки, да и кто тебя увидит ночью?
‒ Ну принеси мне какое-нибудь покрывало, простынь. Пусть все уже спят, но камера наблюдения в подъезде бдит-бздит, так что тащи чё-нибудь и побыстрее.
Илья вышел из машины и побрёл домой. Уставший мозг еле работал, но всё равно подавал сигнал опасности. Даже если он прикроет ходячий труп матери покрывалом, и кто-нибудь увидит потом запись с камер или случайно засечёт их в окошко, это по любому вызовет подозрения. Но сил обдумать всё как следует и найти другой способ провести маму в квартиру уже не было, поэтому Илья сделал, как ему велели.
Какая же вонь распространилась по подъезду, едва он ввёл в него укутанную в покрывало, как в саван, мать. Если кто-нибудь курил в это время на площадке или решил вынести мусор среди ночи, он точно свалился без чувств. Желудок Ильи уже смирился с отвратительным запахом гнилого трупа, но нос всё ещё продолжал требовать прекратить это издевательство, зудя и провоцируя тем самым слёзы. Вывалившись из тесного лифта на своём этаже, парень согнулся пополам и долго мучился сухим кашлем. А мать терпеливо стояла рядом, даже не шелохнувшись, лишь тяжёлое шипение, заменявшее ей дыхание, выдавало степень её раздражения.