Однако новая волна паники навалилась на Илью при выходе из лифта. Желудок стянуло колючей шерстяной ниткой, а во рту обильно выделилась предрвотная жидкая слюна. Смрад стоял такой, что ноги подкашивались. Казалось, что вчера аромат и то был меньше. Что за дерьмо тут творится?
Подавив рвотный спазм, пытаясь успокоить себя, Илья открыл общую межквартирную дверь и подошёл к своей квартире. Стоило вставить ключ, как стало понятно, что последняя открыта. Парень распахнул дверь, осмотрел замки ‒ никаких следов взлома, всё выглядело аккуратно, будто просто открыли ключом. Но ключ от его квартиры был только у Витьки, что соседу понадобилась у него дома? Он догадался, что вонь идёт отсюда?
Между тем нос щипало от едкого духмана. Вдохнуть было больно. Обед так резко подскочил к горлу, что Илья прямо в ботинках рванул в туалет и там смачно его выблевал. Как только голова снова начала соображать, Илья понял, что все окна в квартире закрыты, хотя он точно оставлял их открытыми. Дверь в комнату, где торчала его мать тоже оказалась закрытой. Илья постоял на пороге туалета, пока нервная дрожь слегка унялась. Затем снял ботинки, развернулся, открыл дверцу, за которой находился стояк и парочка необходимых инструментов, взял топор, на цыпочках прошёл к входной двери и тихонечко закрыл её.
Сомнений не осталось. То, что Илья не заметил, когда бежал рвать в туалет, теперь чётко бросилось в глаза: из-под закрытой двери маминой комнаты сочился бледный свет экрана телевизора. Как бы это у неё не получилось, но женщина вернулась.
Илья долго стоял возле закрытой двери. Он никак не мог отдышаться и причиной тому был не трупный запах, пробиравший до костей. А смирение с ситуацией. Ему было страшно открывать дверь в комнату матери. Вдруг она в конец обезумела и кинется на него? Для своей защиты он и взял топор.
Набрав полную грудь зловонного воздуха, Илья бесшумно двинулся к комнате матери и толкнул дверь. Света было мало, его давал лишь экран телевизора, но и этого хватило, чтобы хорошо разглядеть происходящее, от которого Илья осел на пол.
‒ Нравится? ‒ хрипло каркнула мать, увидев бледное предобморочное лицо своего сына за секунду до того, как Илья вырубился.
Очнулся парень всё в том же положении ‒ на пороге комнаты матери. Женщина продолжала вертеться перед зеркалом, натянув на себя аккуратно снятую с соседа Витьки кожу. Илья едва не потерял сознание ещё раз, рассматривая блестящие в свете телевизора скрепки степлера, которые прочно держали Витькину кожу на теле матери. Но стоп! Как это мать умудрилась поработать степлером у себя на спине? Неужели после смерти полуразложившиеся кости так хорошо гнуться в разные стороны?
Подтянув топор, Илья опёрся на него и встал. Запах тлена сменил железный аромат свежей крови. Какой ужас! Какой кошмар! Все стены комнаты матери были забрызганы кровью, на полу валялись ошметки мяса.
‒ Мама, мама. Что же ты натворила? ‒ равнодушным тоном произнёс Илья, заходя в комнату. Топор вяло покачивался в руке.
И тут откуда-то сбоку резкий мужской голос рявкул:
‒ Ей очень идёт!
Илья молниеносно отозвался на этот голос взмахом топора. Лезвие легко вошло в гнилую плоть как в бисквитный торт с кремом, разрубив голову мертвеца пополам. Илья вскрикнул, отшатнулся, но топор не выпустил. Тело с глухим стуком повалилось на пол.
‒ Какого хуя? Ты чего творишь? ‒ кинулась к покойнику мать, но запуталась в Витькиной коже и повалилась на середине комнаты.
Только теперь до Ильи дошло, что мама не прохлаждалась на кладбище. Целью её поездки туда было отнюдь не лечь обратно в могилу и упокоиться в ней, и даже не убежать от сына, а найти себе подельника. Она раскопала ещё один труп, вонючий, истекающий гноем и притащила в его квартиру. А потом они вместе заманили сюда Витьку и прикончили. Мясо почти съели, а кожу… Решили использовать для маскировки? Или просто забавы ради? Эх, Витька. Витька!
Илья резко развернулся к матери и верным взмахом топора отрубил ей голову. Она принялась вопить: «Паскуда! Сукин сын! Мразь! На хрена только рожала тебя»! Илья рубанул ещё раз, разнеся голову пополам аккурат по линии рта. А затем он поднимал и опускал топор бессчетное количество раз, пока от тела матери и её товарища не осталась неразборчивая вонючая каша. Затем Илья опустился на пол и заплакал, тихо, но горько.