Посоветовавшись, пришли к выводу, что с Бунцевым останутся два взвода и одно афганское отделение, а остальные силы направятся к водному источнику.
Сидевший невдалеке с погонами летчика капитан встрепенулся и, что-то сказав в микрофон, позвал Бунцева:
— Товарищ подполковник, вертолеты на подходе.
Бунцев взял наушники и микрофон. Ему сразу же ответил Першин. Подполковник спросил:
— Как скоро появитесь над нами?
— Через пятнадцать минут, — ответил Першин и пошутил: — Что, соскучились?.
— Точно. Да и работа есть для вас.
Бунцев сообщил координаты пещеры и коротко поставил задачу вертолетчикам.
И вот над дорогой появились вертолеты. Три из них сразу же пошли на посадку. Началась погрузка. Душманов и охрану из афганского разведвзвода посадили во вторую машину, в первую же загрузили раненых.
Загруженные вертолеты взмыли вверх, они сразу же в сопровождении пары боевых машин взяли курс на Кабул. Раненых как можно быстрее надо было доставить в госпиталь. А на дорогу сразу же приземлилась следующая тройка. Солдаты работали сноровисто. Бунцев видел, как оба француза, сидя в теньке под охраной афганского автоматчика, с интересом наблюдают за погрузкой.
Радист коротко доложил:
— Капитан Бочаров сообщает, что они уже в пещере, духи оказывают слабое сопротивление.
Бунцев нервно прошелся вдоль большого валуна. Ох, как не любил он находиться в такие минуты далеко от места боя. На душе гораздо спокойнее, когда видишь все своими глазами и можешь действовать мгновенно.
Бочаров и Иванько вместе с первыми же солдатами ворвались в пещеру. В ней было мрачно и сыро, где-то в глубине слышался шум падающей воды. Справа лежали и сидели пленные. Это были афганские военнослужащие.
«Где же наши?» — подумал Бочаров и тут же услышал голос Иванько:
— Товарищ капитан, идите сюда!
Бочаров заспешил в противоположный конец пещеры. При свете карманных фонарей он увидел советского солдата. Афганский и советский медики хлопотали около него. Изможденный, раненый, он был в тяжелом состоянии. Бочаров присел около него.
— Кто ты, браток?
— Младший сержант Утянский, — тихо ответил лет двадцати паренек. Он понимал, что его форма превращена в лохмотья и уже ничего не говорит о звании, и поэтому представился по уставу, но тут же добавил: — Игорь. Я — из Куйбышева. В случае чего, сообщите родителям и моему командиру старшему лейтенанту Нечакжу, что я духам не поддался. Получил ранение в ноги и голову, был без сознания. Поэтому и смогли меня захватить.
— Успокойся, Игорек. Теперь все уже позади. Сейчас тебя отправим к нашим, в госпиталь. Скажи, где еще могли припрятать наших ребят?
— Живые здесь все, — Утянский, тяжело и часто дыша, рукой показал в темноту. — Там они закрыли воду, и она постепенно заполняет огромную впадину. Всех погибших бросали туда.
— Наши там есть?
— Да, трое… Рядового Костю Кулькова эти гады связали и живого… бросили.
— Фамилии еще двух знаешь?
— Да, сержант Мухин Володя. Он от пыток умер. И рядовой Постников Коля. Душманы у него фотографию нашли. Он на ней с командиром и ребятами своего взвода сфотографирован. Бандиты и какие-то два иностранца требовали, чтобы Постников их фамилии назвал, а Коля им фигу показал. Они его палками со свинцовыми наконечниками били, а когда он потерял сознание, бросили в воду. Туда же бросали и убитых афганцев.
«Сколько там замученных? Кто они? — думал капитан. — Сможем ли мы узнать, кто еще из наших погиб в этой пучине?»
Бочаров вызвал КП и доложил обстановку Бунцеву.
Выслушав донесение, комбат подошел к французам и негромко сказал:
— Спасибо. Одного из четверых мы спасли…
ЗАПИСКА
Дни шли за днями. Ребята уже хорошо изучили двор, своих охранников, которые дежурили в три смены.
Леонов и Николаев познакомились со всеми пленными. По единодушному мнению образовали взвод. Командиром был избран старший сержант Тамарин, а его заместителем младший сержант Леонов.
Некоторые солдаты мысль о побеге сначала восприняли как несерьезную затею, но постепенно даже они воспряли духом. Еще больше стали уделять внимания ослабленным, чтобы они побыстрее окрепли и могли обходиться без посторонней помощи. Особенно тяжело было Мещерякову и Киселеву. Парни практически не могли самостоятельно ходить по камере. Они лежали на бетонном полу, молча переносили страдания.