— Выжженой летом, — рискнул проворчать Эн Белибаст.
Мэтр Жирар остановил его резким жестом. Права выпаса людей из Кубьер принадлежат только их господину, и являются для него существенным и необходимым источником доходов. Я бросил взгляд в сторону Берната, чувствуя своим левым плечом, как напряглось его правое плечо, поймал его мрачный черный взгляд. Это информация или предупреждение? И вот прокурор Монсеньора архиепископа Нарбонны заявил нам, что Монсеньор инквизитор Каркассона, брат Жоффре д’Абли, для большей эффективности назначил и направил в нашу местность двух монахов из монастыря Братьев–проповедников в Каркассоне, Жерода де Бломака и Жана дю Фогу, как своих представителей, для поддержки деятельности Инквизиции еретических извращений. Мы, которые лучше, чем кто–либо, знали о последствиях этих расследований, ударивших по нашим друзьям в Лиму, оставались бесстрастны, как мрамор… Затем последовало сообщение, что Монсеньор Нарбонны тоже не хочет оставаться в стороне. Что он не собирается забывать о том, что по традиции до недавнего времени все следствия и суды по делам ереси велись обычным трибуналом епископов и архиепископа этой епархии. И мы узнали, что вследствие этого, Монсеньор Нарбонны лично желает поддержать все расследования, предпринятые Братьями–проповедниками на землях, находящихся в его владениях. Чтобы тщательно очистить их от проказы ереси. Мы всё прекрасно поняли. Все собравшиеся за этим столом верующие в еретиков — не говоря уже о сарацинах. Мы все сидели как на иголках, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, прокурор завершит эту изнурительную трапезу.
Когда Мэтр Жирод со своими лакеями поднялся почивать в прекрасные комнаты на солье, Раймонд, Бернат и я, при свете луны, пересекли мощеный двор, пробрались вглубь сада, со стороны реки, где был огромный дощатый, покрытый черепицей сарай. Мы трижды постучали и открыли заскрипевшую дверь. Наконец, в полутьме, освещаемой лишь тусклым светом калели, я увидел ласковое лицо доброго человека Амиеля из Перль, покрытое благородными морщинками. Я бросился к нему, прижался лбом к его плечу, приветствовал его, как следует приветствовать добрых христиан, трижды поцеловал его в лицо, и трижды попросил его благословения и благословения Божьего. И когда он поднял руку, я почувствовал, как на меня снизошло глубокое умиротворение, и слезы навернулись мне на глаза. И тогда в темноте, позади доброго человека, я различил его товарища Раймона Фабре, юного Рамонета, которого мы прошлым летом видели во время нашей вылазки в Монтайю. Он показался мне более зрелым, возмужалым, а его плечи под просторным капюшоном выглядели шире. Он смотрел на меня с такой уверенностью, что я просто его не узнавал. Я хотел дружески приветствовать его, протянув к нему руки, но он жестом остановил меня, сказав с легкой улыбкой, что он уже сделался добрым христианином в прошлом месяце, далеко отсюда, на севере Тулузэ, и что его крестили Старший, Пейре из Акса, и его братья, добрые люди Пейре Санс из Ла Гарде и Фелип из Кустауссы. И я немедленно склонился перед ним, прижался лбом к его плечу и попросил благословения.
Мы все вместе устроились на соломе, двое добрых людей сели на тюки, а мы — трое их верующих — у их ног. Мы едва различали в темноте лица друг друга, мы шептались. Добрый человек Амиель начал говорить нам добрые слова о наших друзьях, Мартине и Монтоливе Франсе. Беглые добрые верующие живут теперь в мире, под чужим именем, под самой Тулузой, в каммас, принадлежащем добрым верующим, и их там регулярно навещают Мессер Пейре из Акса и его сын, добрый человек Жаум, так что они еще могут служить Церкви. Добрый человек Амиель повернулся ко мне, в свете калели его зрачки блестели. Он попросил меня передать эту обнадеживающую весть в Арк, Раймонду Пейре — Сабартес и другим добрым верующим. Бернат сразу же стал говорить о том, к чему могут привести допросы инквизитора Каркассона, особенно после ареста Гийома Пейре — Кавалье, о злой воле архиепископа Нарбонны, стремящегося конкурировать с Братьями–проповедниками в их темных делах.
И когда добрый человек хотел успокоить и утешить нас доброй святой проповедью, которой мы ожидали, Раймонд Белибаст поднял руку. В дверь сарая снова постучали. Это была Эстелла, его жена. Она вошла, скромно потупив глаза, и попросила нас выйти, Берната и меня. Но мне хватило времени, чтобы передать доброму человеку Амиелю большой кошель, который я принес с собой, еще раз быстро приветствовать его и Рамонета, и мы вышли. В свете луны я увидел, как вслед за Эстеллой в сарай проскользнули две фигуры — эти люди пришли со стороны реки. Двое верующих из Кубьер, имевшие нужду в добрых людях, и потому будет лучше, если мы не будем знать, кто они. Я услышал, как скрипнула, закрываясь за ними, дверь. А потом опять стало тихо, раздавался только стрекот кузнечиков. Я похлопал Берната по плечу, и кивнул в сторону дома, указав ему на слабый холодный свет, падавший из щели между бревен на уровне комнаты, где бодрствовал или спал Мэтр Жирар, прокурор Монсеньора Нарбонны.