И потрясенные добрые верующие говорили друг другу, что оба добрых христианина были выданы и проданы, из отчаяния и мести, Гийомом Пейре — Кавалье.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПАСТУХ В ИЗГНАНИИ
1306 — 1311
ГЛАВА 20
КОНЕЦ СЕНТАБРЯ 1305 ГОДА
В долине Арка… некоторые люди, лукавые и скверные, хотели идти признаваться, и они говорили Пейре идти признаваться вместе с ними… Он им ответил, что ему не в чем признаваться, и в будущем он никогда не признается, потому что вера, которой он придерживается, лучше, чем вера, которую проповедуют попы.
Когда я последний раз видел его в Арке, перед тем, как он тоже подался в подполье, были последние дни сентября. Он пришел туда, где я пас овец. В те дни я переживал странное чувство одиночества. Не такого одиночества, как обычно у пастуха на пастбищах, когда он знает, что там, за холмами, есть другие пастухи, а вечером, или в конце лета, или в конце сезона, он вернется в наполненную родными запахами фоганью, и его там будет ждать семья, он обнимет родителей и соседей — и они будут говорить об овцах, и о том, как ему там велось… Нет, настоящего одиночества. Одиночества, которое приходит из опустевших домов друзей, когда счастливая долина утрачивает весь свет, всё тепло. Одиночества, когда готовишься встретить судьбу лицом к лицу.
Но всё же я был не один. Рядом со мной был друг, хоть я и не знал, дойдет ли он до конца пути. Но я знал, что близко или далеко, он останется рядом со мной, на всех дорогах, которыми нам выпадет идти. А этим вечером, нам, Бернату и мне, возможно, выпала краткая передышка. Отныне Бернат Белибаст был беглецом из–за ереси. Да и сам я был едва ли в лучшем положении. Он украдкой пробрался ко мне на пастбища, где были собраны все огромные стада Арка, под ущельем дю Пи, поднимающимся к Сере Гийом. Оттуда было хорошо видно красивую панораму бастиды, очертания ее аккуратно уложенных крыш, стены, сады и огороды, поля и луга, ожидающие унавоживания перед холодами. По ту сторону, к западу, угадывались очертания мельницы на Риалсессе, скрывавшейся за белым замком мессира де Вуазена; высокая квадратная башня, хорошо охраняемые ворота, тень виселицы на холме справедливости. Мы лежали на траве, на середине склона, и мне казалось, что я составляю одно целое со счастливой долиной, пестревшей охряными, коричневыми и серыми оттенками под изменчивым небом начала осени. Мы говорили о том, что и в Арке, и в земле Разес, времена резко изменились.
— Я пойду в Сабартес, — сказал Бернат, — и, конечно же, зайду еще в Монтайю. Вряд ли меня там арестуют. В тех местах меня почти никто не знает. А в Аксе дама Себелия Бэйль скажет мне, что делать и куда идти. Ты не бойся за меня. Я вот думаю, что сам ты намного больше рискуешь, оставаясь здесь, на земле Арка. Удивительно, что Гийом Пейре — Кавалье не сдал одним из первых так же и тебя, как он это сделал со многими добрыми верующими в Разес…
Я смотрел на Берната, сидевшего рядом со мной на склоне, закутавшись в старый синий плащ. Беглец из–за ереси. Что в нем изменилось? Может, тень печали, эта тяжесть, сквозящая в его жгучем черном взгляде? Его отец и братья арестованы, у него нет дома, в котором он мог бы укрыться, а он беспокоится обо мне.
Обо мне, который живет в Арке, имеет крышу над головой и отару.
— Не переживай, Бернат. Можно сказать, что я здесь под охраной мессира Жиллета. Он публично обязал меня пасти все отары, на которые он наложил секвестр. Мне кажется, что в глубине души он не питает особых симпатий ни к Монсеньору Жоффре д'Абли, ни к его Братьям–проповедникам.
Какое–то время мы молчали. Всё, что Бернат рассказал мне, не укладывалось у меня в голове и стучало в мое сердце. Так тяжелы были его слова. Словно огромные вороны, парящие над неподвижно застывшими овцами. Снизу послышался яростный лай, громкие возгласы и сухие щелчки бича. Неуловимым движением стадо овец перетекло по наклонному лугу и собралось у высокой изгороди. Я вздохнул и пожал плечами. Мне было невесело. Это раздавались крики Жоана Маулена.
— Ты его знаешь, Бернат. Младший брат моей кузины Эглантины. У него уже кое–что получается, но ему вряд ли можно будет доверить стадо. Может и придет время, когда он станет пастухом. А может, и мужчиной тоже, кто его знает?
Бернат казался удивленным. Я объяснил ему, что Жоана оставили под мою ответственность, впрочем, как и всех этих животных… Он слишком юный, да еще и недееспособный, чтобы пуститься в такое предприятие и просить прощения у папы.