Выбрать главу

И вместе со мной. Вот, наконец, прозвучало то самое слово, в котором была вся суть, точное слово. Гильельма и Бернат встретились и никогда в жизни не хотели больше разлучаться. Брак Гильльмы, который мой отец так скоропалительно обустроил, был катастрофой. Этот ожесточенный тон, которым говорил мой друг, явно свидетельствовал о том, насколько важным для него было вырвать мою сестру из–под власти другого мужчины. Мужчины, который не стоит на дороге Добра, которого она не любит, который грубо с ней обращается… честно говоря, просто другого мужчины. Но этот мужчина имеет на нее все права. Я не услышал ее зова. А я ведь обещал ей придти. Всё это меня жестоко терзало. Мне хотелось бежать к ней. Но ведь этот человек — ее законный муж. Какое право имеем мы вмешиваться?

Добрая Себелия оборвала меня и заявила, что я не должен колебаться ни минуты, и что нужно как можно скорее направить эту молодую женщину на хороший путь, для блага ее души и сердца. Она знала, о чем говорила, На Себелия, у нее самой хватило сил оставить мужа, который не любил добрых людей, мужа, от которого она постоянно ожидала оскорблений, побоев — и даже доносов. Она уехала из Тараскона и поселилась в Аксе с двумя младшими детьми в бывшем доме своего отца. Моя младшая сестра Гильельма получила в лице На Себелии лучшую союзницу. И тогда добрый человек Фелип сказал нам настоящую проповедь о том, что брак, заключаемый попами Церкви Римской, не имеет никакой ценности, и что разорвать его не является грехом. Мои последние сомнения развеялись. Разве я не желал всем сердцем добра своей сестре Гильельме и своему другу Бернату? Я должен был выполнить свое обещание.

ГЛАВА 24

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ

[Фелип де Талайрак] сказал тогда, что поскольку Гильельма не может жить со своим мужем, то было бы хорошо, если бы она ушла с дурного пути, и вступила бы на благой. Он хотел сказать, что следовало бы изыскать для нее средство, чтобы она не бродяжничала по миру, как дочь погибели. Но раз она желает служить добрым христианам, то следует поселить ее с верующим, вместе с которым она смогла бы служить им…

Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье, июнь 1324 года

Пейре сдержал свое обещание. На следующий день после бурного объяснения, на заре, поспав всего несколько часов — и после плотного завтрака в доме славной Себелии Бэйль — он повел обоих друзей в Монтайю через Соржеат, со стороны перевала Асаладор. Когда стало совсем светло, они уже были на плато. Но день был хмурый, шел сильный дождь и дул ледяной ветер. Они провели целый день до вечера под укрытием деревьев, вокруг небольшого костра. Добрый человек Фелип повторял, что очень неосторожно и рискованно появляться в деревне среди бела дня. Пейре был очень озабочен овцами Бертомью Бурреля, а тут еще Бернат подливал масла в огонь, с нетерпением ожидая, когда же Пейре будет говорить со своим отцом об этом ужасном браке Гильельмы.

Когда стемнело, они, наконец–то пробрались в дом Маури, где все, взрослые и дети, приняли их с большой радостью, уважительно приветствуя доброго человека и трижды прося его благословения.

После ужина начался долгожданный разговор, и отца Маури принялись убеждать, что он слишком поспешил с браком Гильельмы. Он стал всячески оправдываться. Что он, мол, действовал только в интересах своей дочери: нужно было избавить ее от нужды и укрыть от зловещих розысков Инквизиции, которая рыскала, как хищник, по всему высокогорью. Конечно, он не уделил достаточно внимания тому, стоит ли этот спесивый ремесленник из Ларок д'Ольме, которого ему порекомендовал его брат Бернат Маури, на дороге Добра. Он ведь Пикьер, а всем известно, что Пикьеры из Тараскона — это добрые верующие. Мать, Азалаис, стала горько жаловаться на упрямство своего мужа. Но зло ведь уже свершилось. Тогда добрый человек заявил, что это зло можно и нужно исправить, и привести Гильельму на благой путь, чего она и сама желает. Поскольку она не хочет оставаться со своим мужем ни живой, ни мертвой, то чем допустить, чтобы она бродяжничала по миру, как дочь погибели, лучше уж поселить ее вместе с добрым верующим, чтобы она могла служить добрым христианам. Отец предпочел закрыть на все глаза. Он прекрасно понял, что этот неназванный добрый верующий — не кто иной, как вот этот молодой и пылкий Бернат Белибаст, потерявший из–за ереси всю семью и имущество, который сейчас прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего, но глаза которого горят огнем. И что отныне его дочь будет следовать ужасными дорогами нищеты, изгнания и подполья.