— Сделай, что сможешь, Железнорожденный, — сказал Велунд, отключив вокс. — Никона?
Шарроукин не ответил, он не сводил глаз со спины Ульраха Брантана. Гвардеец Ворона выпустил задержанный в груди в воздух, почувствовав резкую боль в ребрах. Разжал побелевшие от напряжения пальцы на рукояти гладия, осознав, что был на грани от того, чтобы наброситься на товарища-легионера.
Да, безумного товарища-легионера, но чья верность все еще принадлежала Императору.
— Никона, — обратился Велунд спокойным, но властным голосом. — Мне нужны глаза в этом бою. Возвращайся на свой пост, брат.
Шарроукин медленно кивнул и вложил меч в ножны.
Пустота пылала неисчислимыми атомными вспышками-бурями, пульсировала цунами электромагнитных импульсов и отголосками взрывов в артиллерийских погребах «Завета».
Обеспечить ситуационную осведомленность было практически невозможно.
Даже ауспик-специалист или офицер с многолетним опытом вряд ли бы что-то разобрал в этом сенсорном хаосе.
— Разворот, — сухо сообщил Велунд, словно объявляя обычный орбитальный маневр. — Орудийная палуба. Сколько времени до боевой готовности бомбардировочного орудия?
На мостике раздался огорченный голос Атеша Тарсы, апотекария Саламандр.
— Нумен работает над этим, но понадобиться не меньше семи минут, прежде чем орудие будет готово к стрельбе. Каждая часть процесса перезарядки должна проводиться вручную. Велунд прервал связь.
— Тогда бортовые батареи.
Вокс-частоты пронзил диссонирующий вой, и Шарроукин поморщился от муки, которую услышал в этих кошмарных завываниях.
Частично бинарный код, частично демонический кант.
Механикум назвали его чистейшую форму мусорным кодом.
Это был Криптос, вопящий из своей камеры на нижних палубах.
Не предупреждение, а вопль ужаса…
— Держитесь, держитесь, держитесь! — закричал Велунд.
Шарроукин увидел его секунду спустя.
Пустоту прорезал клиновидный нос, направленный под идеальным убийственным углом. Торпеды уже выпущены, а колющие лазеры сдирают последние щиты «Сизифея».
Корабль вопил по воксу, разорвав протоколы безопасности «Сизифея» жутким ударом своего имени.
Забойщик! Забойщик! Забойщик!
Раскаленные добела лучи света прожгли множество палуб ударного крейсера. Из-за относительного движения двух кораблей лазеры впились в усиленную надстройку «Сизифея». Сотни метров обшивки содрало, словно мясо с костей ножом мясника.
Энергия, с которой целые секции мгновенно выбросило в глубокий вакуум, вызвала крен корабля, словно тот был отброшенным назад боксером.
Ауспик вопил о приближающемся залпе.
Мостик залило кроваво-красным светом смертельной раны. Он окрасил Брантана демоническим сиянием.
— Ты нас всех убил, — прошипел Шарроукин.
Затем мир вывернулся наизнанку.
А красный свет сменился белым.
2
Путь открыт
Отголоски прошлого
Возвращение из мертвых
Застывший момент времени.
Растянутый, беззвучный и безмятежный.
Первое о чем подумал Шарроукин: если это смерть, тогда значит все, что старожилы на Ликее говорили ему, еще юному мятежнику, было ложью.
Они говорили о смерти, как о пожирающем тебя пламени.
«Она будет болезненной», — утверждали они.
В рассказах старожилов смерть всегда была болезненной и всегда не простой. Хорошая смерть будет внезапной и, если повезет, ты ее не увидишь.
Но этот момент? Этот бесконечный момент умиротворял.
Тем самым объяснив Шарроукину: это не смерть.
Это было нечто иное.
Холодное и невесомое. Живот Шарроукина вздуло от тошноты, как и при самом худшем переходе из варпа. Его глаза горели, словно в зрачки медленно вгоняли микроскопические иглы.
Гвардеец Ворона ничего не видел, кроме слепящего обжигающего света.
Чувства обретали и теряли связность.
Вопящие голоса, крики ужаса, необузданная радость.
Эти голоса были ему незнакомы, так как принадлежали мужчинам, женщинам и детям, кричащим имена, которые он никогда не слышал.
Тысячи голосов, десятки тысяч.
Он узнал языки Терры, как и диалекты, которые пустили корни за века, что прошли с тех пор, как человечество впервые покинуло свой мир. В них были вплетены слова, которые никогда не должны были звучать: демоническое лязганье бритвенно-острых зубов и отвратительная жажда плоти.