Ростислав не подался всеобщей панике — хотя и ему, как и многим, разгоревшееся повсюду пламя отрезало пути к отступлению. Стоя посреди охваченной огнем поляны, князь сошел с отчаянно ржавшего коня и, преклонив колени вместе со своими воинами, истово молился, повторяя слова вслед за стоявшим впереди монахом:
…будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных… Обильный дождь проливал Ты, Боже, на наследие Твое, и когда оно изнемогало от труда, Ты подкреплял его…в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей…
Губительный жар уже опалял его лицо и волосы на лбу скручивались от близости пламени, но Сисиний продолжал читать все новые стихи из Библии, сами собой всплывавшие в его памяти. Рука его сжимала на груди золотой амулет, причем сам Сисиний даже не замечал, как молитвы Господу смешиваются в его словах с призывами древних сил, также как-то смутно увязанных с водной стихией. Но к кому бы не неслись его слова, их не оставили без ответа — и, сквозь треск горящего дерева и шум падающих деревьев, он услышал отдаленный раскат грома. Подняв к небу изможденное лицо Сисиний с благоговейным трепетом почувствовал, как его окропили первые капли дождя. Вновь прогремел гром, ослепительно блеснула молния, и благословленный Господом ливень пролился на землю, спасая его воинов от огненной смерти.
Чуть позже, когда известие о чудесном спасении разнеслось по всему войску, Ростислав, вместе с Сисинием, уже выходили на берег Ныса-Клодзки. Еще недавно наполовину пересохшая речушка сейчас превратилась в бурлящий поток, вышедший из берегов, и все еще разливавшийся от не прекратившегося дождя. Однако это уже не могло поколебать ни Ростислава, ни всех его воинов, уверившихся как в святости собственного дела так и в собственной решимости продолжать и дальше великий поход во славу Господа.
Верховный жрец
— Как это так — пропала?
Коренастый рыжебородый Вольгость только развел руками, не зная, что и ответить. Люб едва сдержал рвавшееся с языка крепкое ругательство: если сам князь, сам кое-что смысливший в колдовстве ничего не заметил, то где уже простому сотнику уследить за столь искусной чародейкой, как Рисса.
-Ладно, разберемся, — буркнул князь, — в остальном все в порядке?
— Да вроде бы, — пожал плечами Вольгость, — разве что народу все пребывает. Не нравится мне здесь, княже.
Люб полностью разделял опасения сотника, но выдавать своих чувств не спешил, хотя выглядело все и впрямь тревожно. Князь хорошо помнил, как точно так же нежданно-негаданно Рисса исчезла из Венеты, вскоре после смерти Драговита, объявившись затем во владениях Волха. Поговорив со своими людьми, а также кое с кем из пруссов, Люб узнал, что помимо Риссы поутру пропал и князь галиндов со всем своим воинством. Это тоже не особо удивило князя — еще в Трусо он заметил, что Тройнат и Рисса норовят держаться друг друга, негромко о чем-то переговариваясь. Однако остальные кунигасы по-прежнему собирались вокруг Ромувы — более того, как и говорил Вольгость, из леса подходили все новые лесные племена: надрувы, ятвяги, скальвы. Заметно больше стало и служителей богов, сновавших между полотняными завесами, прикрывавшими святилище, и добротными избами жрецов, стоявших тут и там среди деревьев. Помимо уже знакомых вайделотов в их белоснежных одеяниях, мелькали тут и изможденные отшельники сигоноты и еще более мрачные погребальные жрецы — лингусоны и тулусоны, служители Паттолса, своими черными накидками напоминавшими стаю ворон. Куда более жизнерадостно выглядели потиники, жрецы хмельного бога Рагутиса. Рассевшись возле горевших тут и там костров, они готовили в больших котлах какое-то местное пиво, сваренное по особым традициям. Многие из эстийских князей уже приложились не к одной чарке — и теперь по всей поляне слышался громкий смех, ругань и воинская похвальба. Люб, впрочем, не позволял своим напиваться, ни на миг не забывая, где они находится.