Уже почти решившись, Избор шагнул вперед, как бы ненароком оттирая стоявшего рядом с князем свея, когда лягушки, доселе негромко квакавшие, вдруг разорались будто разом брошенные на сковороду. С шумом хлопая крыльями, взметнулось несколько уток, тогда как вода в озере подернулась рябью, разошлась кругами, словно от брошенного камня. В следующий миг из озера появилась красивая голова, облепленная мокрыми светлыми волосами. Хищно блеснули сине-зеленые глаза, когда на берег, брезгливо отряхиваясь от прилипших водорослей и тины, вышла молодая женщина. Прекрасное нагое тело чуть ли не светилось в подступавших сумерках алебастровой белизной кожи; между округлых грудей с алыми вишенками сосков поблескивала серебряная монета.
Шумно выдохнув от облегчения, князь Волх опустился на колени, его губы коснулись стройной голени, рядом с налипшим к ней листком от кувшинки.
— Моя жизнь, моя верность и честь…
— Хватит, ящерка, — Рисса небрежно взъерошила темные волосы на склоненной голове, — потом решим, как тебе загладить свою вину. Это что ли все, что осталось? — она обвела пренебрежительным взглядом стоявших перед ней воев, — не густо.
— Всех, кого успел собрать, — поднявшись с колен, объяснил князь, — но по лесам еще прячется немало.
— Значит, собери всех, кого сможешь, — жестко сказала Рисса, — да побыстрее. Нужно успеть на юг, прежде чем в Ромуве выберут гривайтиса.
— Еще один поход?! — Избор, не выдержав, шагнул вперед, — разве недавнего разгрома было мало?! Всем уже ясно, что никто здесь не хочет Волха в жрецы!
Волх побагровев, яростно развернулся к князю кривичей, но Рисса вытянув узкую холодную руку, заставила князя отойти, оказавшись лицом к лицу с Избором.
— Его хочу я, — спокойно сказала она, — разве этого мало?
— Тебе, может, и достаточно, — Избор нагло окинул взглядом обнаженное тело, — а вот нам уже надоело подыхать за прихоти белобрысой потаскухи!
Так быстро, что никто не успел бы его остановить, Избор выхватил нож, целя между волнительных полушарий. Жрица Моряны и не пыталась уклоняться: непроницаемые глаза встретились с глазами князя, с алых губ сорвалось змеиное шипение — и нож, ударив по серебряной монете, вдруг скользнул в сторону, не оставив и следа на белой коже. В следующий миг Рисса со змеиной быстротой выбросила руку и ее пальцы сжали кадык Избора. Кровь отлила от лица кривича, сдавленный хрип сорвался с его губ и он рухнул наземь с ужасной, хлещущей кровью, раной в горле. Рисса, брезгливо отбросив кусок плоти, окинула остальных змеиным взглядом, с удовольствием отметив, как все отводят глаза.
— Собрать всех кого сможете, — повторила она, — и поскорее. Утром мы выступаем в Галиндию.
Больше всего Наргеса злило бесцельно потраченное время — ладно, в литвинских землях и вправду стоило задержаться, чтобы аукшайты как следует прониклись тем, что кривайтиса лучше куршского сигонота им не найти. Заодно они пополнили союзное воинство — вот тогда и надо было идти в Ромуву. Нет же, — подавшись уговорам аукшайтов, он сделал крюк, повернув к ятвягам, чтобы заручится еще и их поддержкой. Сразу в нескольких городках, он узнал, что большинство ятвяжских князей и жрецов покинули свои земли, чтобы успеть в Ромуву. Теперь туда спешил и Наргес, сокрушаясь о бесцельно потраченных днях.
Его же спутники не особенно терзались такими сомнениями — союзные князья и жрецы справедливо полагали, что об этом должна болеть голова у сигонота. Что же до Рандвера то тот и вовсе не видел большой беды — подумаешь, выберут они своего жреца без Наргеса. В крайнем случае, можно заставить их пересмотреть свое решение и силой, благо войска достаточно. Да и вообще — не особо его волновало, кто тут станет гривайтисом. Убить Люба, поживиться богатствами Ромувы — и можно возвращаться домой с головой убийцы отца. А все эти курши, жемайты и прочие племена, чьи названия он не особо тщился запоминать, пусть и дальше грызутся за первенство в этой медвежьей чащобе.