Сёмка на минуту растерялся.
— Ерунда, — повторил Петька. — Я-то думал, ты вправду нашёл интересное.
— Нет, ты посмотри! Посмотри! Они что-то спрятали тут.
— Спрятали, — недоверчиво протянул Петька.
— Ну да! И это, понимаешь, военная тайна! Может, важные бумаги, документы...
— Какие там документы, — не сдавался Петька. — Выдумываешь ты всё. Сманить меня хочешь. На фронт я с тобой не убежал, так ты выдумал тайну.
— Ты просто трус! — взорвался Сёмка. — Ладно! Без тебя обойдусь!
— И обойдись!
— Обойдусь, не беспокойся! Один пойду! Раскрою тайну, помогу Красной Армии, а ты сиди на печке как старый старик. Не жалко!
Сёмка схватил карту, сунул её за пазуху и прямо через огород понёсся домой. Сходу перемахнул через плетень и по тропинке побежал к своей хате. Петька смотрел вслед до тех пор, пока Сёмка не скрылся...
ФАШИСТЫ
Эх, ненадёжный Петька друг!
Вернулся домой расстроенный. Мать спросила:
— Иль случилось что?
— Ничего, — буркнул Сёмка и полез на чердак.
Там снова расстелил карту, смотрел на неё и терзался: пойти или не пойти? Пойти обязательно надо, но одному? Хоть и брякнул сгоряча, что один пойдёт... Но зря похвастал. До Озёрков километров двадцать! Пешком день пройдёшь. До войны на попутных машинах и подводах добирались. А сейчас какие попутные машины? Да и немцы. К ним на глаза не попадайся.
После боя у правления немцы в деревне не показывались, но их со страхом ожидали каждый день.
Сёмка всё мучился и гадал, как ему быть?.. Но вдруг услышал стук в подоконник, затем незнакомый мужской голос. Мигом скатился с чердака. На дворе стояла испуганная, побледневшая мать и шептала:
— Немцы. Принесли черти гостей незваных...
— Мам, ты куда?
— Всех сгоняют к правлению.
— И я с тобой.
— Чего выдумал! Дома сиди!
Но усидеть дома было невозможно. И Сёмка побежал к правлению. Втиснулся в нестройную толпу, пробрался поближе к крыльцу, на котором стоял немецкий офицер и рядом толстый в штатском. Офицер говорил точно лаял, а толстый переводил. Из всего сказанного Сёмка понял одно: теперь хозяйничать в деревне будут фашисты. Стараясь быть приветливым и понятным, толстяк продолжал:
— Пожалуйста, выбирайте старосту. Сами, сами. Господин офицер никого вам не навязывает.
Недалеко от Сёмки топтался дед Кузьмич, свёртывая цигарку. Чему-то ухмылялся и качал головой, словно хотел сказать: «Ишь, чего придумали!» Колхозники угрюмо молчали. Офицеру надоело ждать. Он выбросил вперёд длинную и прямую как палка руку. Тонкий указательный палец нацелился в грудь Кузьмича:
— Ви! Ви будет старостой!
Кузьмич вскинул кудлатые брови:
— Я, что ли?
— Ви!
— Чудно! Да какой я, к шуту, староста?
— Молчайт!
Кузьмич поднялся на крыльцо, встал рядом с толстяком и при гробовом молчании повернулся к офицеру:
— Стало быть, ты меня назначаешь старостой. И я, стало быть, должен показать вот им, — махнул в сторону колхозников шапкой, — новый порядок.
Он повернулся к толпе:
— Вот какое дело, значит, товарищи, — и помолчав, продолжал: — Пётр Кузьмич Новиков, это, стало быть, я, в гражданскую войну колотил Деникина в хвост и гриву. В тридцатом году первый записался в колхоз, помните, люди добрые?
— Помним... — ответили ему.
— А теперь вот они, — Кузьмич показал на офицера с толстяком, — хотят из меня своего холуя сделать!
— Я предупреждаю! — выкрикнул толстяк.
— Прикуси-ка язык, иуда! Дождёшься ты своего часа, вздёрнут тебя на осине!
Переводчик торопливо забормотал что-то офицеру по-немецки. Тот мгновенно выхватил из кобуры пистолет и выстрелил несколько раз подряд.
Кузьмич вздрогнул, схватился руками за грудь и рухнул на крыльцо. Колхозники попятились, ошеломлённые такой расправой. Сёмка спрятался за чью-то спину. Когда пришёл в себя, узнал, что стоит за Петькиным отцом.
Офицер злобным взглядом обвёл толпу, ткнул дымящимся ещё пистолетом в сторону Куликова:
— Ви!
— Я? — отставил назад деревяшку Егор Васильевич. — Нет!
— Не надо раздражать господина офицера, подходите сюда, — поспешил вмешаться толстяк.
Куликов окинул взглядом односельчан. Все молчали. Тогда он опустил голову и тяжело заковылял к крыльцу.
«Значит, согласен?» — ужаснулся Сёмка и со всех ног кинулся к Петьке...
ПОДВОДЧИК
Мать плакала. Отец лежал на кровати, нещадно курил и молчал.
— Ушёл бы ты куда-нибудь, Гоша. Спрятался бы? — уговаривала Петькина мать. — В лес бы подался. Без тебя потихоньку проживём, соседи при надобности помогут.