— Гуд бай, мой бэби… — она игриво помахала ему ручкой и скрылась за дверью.
Но для этой красотки он, видимо, слишком мал, чтобы она воспринимала его всерьез. Хотя он чувствовал, что произвел на нее впечатление. По крайней мере, ему хотелось на это надеяться.
…Вечером того же дня, когда машина с мебелью была разгружена, Женя вышел во двор. Терпеть он не мог сидеть дома, даже если там и для него дело есть.
Вокруг стола, за которым обычно старики гоняют в домино, шумела толпа пацанов. Он подошел ближе.
Двое за столом, сцепившись руками, пытали свою силу. Каждый стремился сломить противника, положить его руку на столешницу.
Высокий, крепкого телосложения пацан ломал одного соперника за другим.
Он был сильнее всех.
— Ну, кто еще? — обвел он взглядом толпу, когда бороться было уже не с кем.
Ну и рожа у него. Лоб покатый как у неандертальца, глаза маленькие, злые, нос свернут набок, нижняя челюсть выдается вперед. И кривая презрительная усмешка.
— Эй, пацан, может, ты хочешь? — спросил кто-то из толпы, обращаясь к нему.
— Эге, да ты что? — засмеялся кто-то другой. — Ты только посмотри, это же маменькин сыночек.
На фоне этих пацанов, одетых во всякое старье, Женя смотрелся как принц среди нищих. Черные выглаженные брюки, пиджак, белая накрахмаленная рубаха, напомаженные волосы. И лицо как у ангелочка.
Женя нахмурился. Его взгляд зачерствел, налился свинцовой тяжестью. Не мог он терпеть, когда его оскорбляют.
Он подошел к столу, молча занял свободное место, спокойно закатал рукав и выставил руку.
— Начнем? — сухо спросил он.
— Да ты что, пацан? Я же тебя как муху…
Всем видом здоровяк выказывал ему свое презрение.
— Попробуй, — голос Жени даже не дрогнул.
Его маленькая ладошка утонула в лапище незнакомца.
— Не рука, а ручонка, — усмехнулся кто-то.
Послышался дружный смех. Но он тут же стих.
Презрение на лице здоровяка сменилось вдруг удивлением. Как ни старался, он не мог сдвинуть руку соперника хотя бы на один градус. Как будто глубоко загнанный в землю железный столб пытался согнуть. Лицо его исказилось от натуги.
Зато Женя оставался совершенно спокоен. Ни одна черточка не напряглась на его лице. Как будто в шахматы он играл.
— Никогда не говори «гоп»… — сухо изрек он и резким движением опрокинул руку соперника.
Толпа вокруг зашумела. Шутка ли, какой-то задохлик завалил такого лося. Невиданное дело… Со всех сторон послышалось:
— Ну, Колода, писец тебе!…
— Все, Колода, приехали…
— Что, Колода, сдох?…
Здоровяк с перекошенным уже от ярости лицом соскочил со своего места, перегнулся через стол и схватил Женю за грудки.
— Да я тебя, сопляк, по стене размажу!
— Оставь его, Колода! — раздался вдруг чей-то тихий властный голос.
Колода обмяк и разжал руки.
Женя равнодушно посмотрел на своего неведомого заступника.
Парень лет шестнадцати, его ровесник, стоял, широко расставив ноги, руки в карманах, в углу рта сигаретка дымится. Серые помятые брюки, потертая вельветовая куртка на «молнии», кепка. Высокий, крепко сколоченный, и на внешность вроде бы ничего. В глазах насмешка.
— Ты чего это, Колода, бесишься? Проиграл, отвали в сторону. Таков закон… А ты в драку бросаешься!
— Да ладно тебе, Никита, чего уж там, — виновато буркнул тот и вышел из-за стола.
— Слушай, тебя случайно не Гераклом кличут? — с интересом посмотрел на Женю пацан, которого назвали Никитой.
— Нет, — коротко ответил он. — Я — Женя…
— Жека, значит. Может, ты со мной поборешься? Никита смотрел на него как на серьезного соперника.
— Как хочешь… Только сначала я с этим разберусь, — кивнул Женя на Колоду. — Никто не может оскорблять меня безнаказанно…
— Вот, значит, как?
В голосе Никиты звучало уважение.
— Да я тебя, придурок, прибью сейчас! — закочевряжился Колода и надвинулся на Женю.
— Не здесь! — осадил его Никита. — В сквере…
Через квартал от их дома находился небольшой захламленный сквер. В центре потрескавшаяся бетонная площадка. Идеальное место для уличных разборок.
— Ну чо, мурло, ты хотел со мной разобраться? — работая на публику, прогрохотал Колода и без предупреждения ударил Женю.
Но врасплох он его не застал. Женя подался назад, и кулак прошел мимо его носа. И тут же ударил сам. Кулаком снизу вверх в подбородок. Колода клацнул зубами. И тут же получил правым боковым в челюсть.
У Жени был на редкость сильный удар. Последние два года наряду с фехтованием он занимался боксом. Тренер прочил ему большое будущее и на этом поприще.
Колода покачнулся, глаза его безжизненно закатились. Он грохнулся на землю как мешок с дерьмом.
— Во дает! — послышался чей-то восхищенный голос. — Колоду завалил…
А ведь поверженный противник был чуть ли не на голову выше Жени. И килограммов на двадцать потяжелей.
Женя бросил ленивый взгляд на лежащего Колоду. Усмехнулся глазами и спокойно, словно был здесь один, направился к выходу из сквера. Толпа повалила за ним.
— А ты наш пацан, — дружески хлопнул его по плечу Никита, когда он переборол на руках и его. — Маменькин сынок на вид, а на поверку кремень…
Ты бы костюмчик сменил. Не в консерватории…
— Нет, — покачал головой Женя. — Я привык носить только строгое и чистое…
— Да, ну смотри, тебе видней… А на пустырь с нами пойдешь?
— Зачем?
— Стенка на стенку биться. Бурьяновские пацаны возникают. Наказать их надо…
— Надо так надо, — пожал плечами Женя.
На следующий день, в воскресенье, он, Никита и Колода сидели во дворе.
Последний уже забыл обиду. Мало того, он уже лебезил перед Женей. Боялся его, уважал.
Из его подъезда, плавно покачивая бедрами, вышла красавица девчонка, жившая с ним по соседству.