— В последнее время я часто тут бываю, — сказал Хьюитт. — Очень уж хорошо у них кормят. О нет, только не за тот столик, — он взял меня под руку, когда я повернулся к свободному уголку. — Думается мне, там сильно сквозит. Он отвел меня к столу побольше, за которым сидел высокий и стройный смуглый молодой человек.
Не успели мы присесть, как Хьюитт с новым знакомым уже пустился в оживленную беседу о езде на велосипеде. Это очень меня удивило, поскольку наш резко оборвавшийся разговор был совершенно не о том, и я точно знал, что Хьюитт никогда ни капли не интересовался велосипедами. Однако я кое-что знал об этом — мимоходом встречались материалы во время работы, — поэтому у меня получилось поддержать эту необычную тему. Постепенно лицо молодого человека озарилось неподдельным интересом. Юноша был весьма ладным, с темной, но очень чистой кожей, однако тяжелый и злой взгляд, выступающие скулы и квадратная челюсть создавали не самое приятное впечатление. Но со временем наш сосед по столику преобразился, и на его лице светилось выражение учтивого интереса.
— Конечно, — сказал Хьюитт, — у нас есть несколько превосходных спортсменов, но я думаю, что все дело в забытых велосипедистах пяти, десяти и пятнадцати лет назад. Осмонд, по моему мнению, дал бы фору любому из наших современников, и так же сомневаюсь, что многие из них одолели бы Фёрниуолла на пике его карьеры. Но бедный старина Кортис — о, он был одним из лучших. Никто никогда не побеждал Кортиса, кроме — ох, как же его, — кто-то же однажды его обогнал, но вот кто? Не могу вспомнить.
— Лайс, — сказал молодой человек, метнув взгляд наверх.
— Ах, точно — Лайс. Чарли Лайс. Это же был чемпионат?
— Майльский чемпионат 1880. Однако Кортис выиграл в остальных трех.
— Да, именно так. Я видел его, когда он побил предыдущий рекорд на 2,46 милях. И тут же Хьюитт с головой нырнул в разговор о двух- и трехколесных велосипедах, рекордах, велосипедистах, Хиллиере, Снере и Ноэле Уайтинге, Тейлерсоне и Эплярде. Молодой человек с увлечением подхватывал каждую тему, а я сидел в тени незнания.
Как оказалось, наш новый друг сам был видным велосипедистом несколько лет назад и по просьбе Хьюитта продемонстрировал нам свою аккуратную золотую медаль, которую носил с собой на цепочке от часов. Он рассказал, что выиграл ее в старые добрые времена, когда гоночные трассы были плохими, и каждый велосипедист носил на лице россыпь шрамов, остававшихся от бесчисленного количества самых разнообразных происшествий во время езды. Он показал нам голубую отметину у себя на лбу и сказал, что это как раз один из гоночных шрамов, оставшийся после неудачного падения, которое стоило ему двух зубов и сломало оставшиеся. В его улыбке действительно было два заметных пробела.
Официант принес десерт, и наш молодой сосед взял себе яблоко. Орехокол и нож для фруктов лежали с нашей стороны стола, и Хьюитт повернулся и предложил юноше нож.
— Нет, спасибо, — сказал он. — Хорошее яблоко я всегда только протираю, никогда не срезаю с него шкурку. Большая ошибка чистить яблоки, если они, конечно, не какие-нибудь заморские с толстой кожурой.
И он принялся жевать яблоко так, как его могут жевать только мальчишка или здоровый атлет. Понадкусывав свой десерт, молодой человек обернулся, чтобы заказать себе кофе. Официант не услышал, так что велосипедисту пришлось позвать его еще раз. К моему дикому изумлению Хьюитт молнией потянулся через стол, схватил недоеденное яблоко с тарелки молодого человека и положил его к себе в карман, тут же с невинным видом устремив свой взгляд в потолок на нарисованного Купидона.
Наш новый знакомый снова повернулся к нам, растерянно посмотрел на свою тарелку и вокруг нее, а затем метнул пронзительный взгляд в сторону Хьюитта. Однако он ничего не сказал, в один глоток расправился со своим кофе, не спуская глаз с Хьюитта, а затем оплатил счет и поспешно удалился.
Хьюитт сразу же встал и, взяв стоявший рядом с ним зонт, последовал за ним. Уже у двери он вновь столкнулся с неожиданно возвратившимся юношей.
— Полагаю, это ваш зонт? — спросил Хьюитт, протягивая находку.
— Да, благодарю.
Но глаза молодого человека вновь приобрели былую злость и тяжесть, а скулы его сводило от напряжения сжатой челюсти. Он повернулся и вышел. Хьюитт тем временем вернулся ко мне.
— Оплатите счет, — сказал он, — и возвращайтесь домой. Я приду к вам чуть позже. Мне нужно проследить за этим человеком — это связано с делом Фогатта.