Постепенно я узнал настоящую причину маминого горя, потому что у нее не было никого ближе меня. Боюсь, мой характер развился достаточно рано, потому как моим первым осознанным воспоминанием обо всем этом было ребяческое намерение взять кухонный нож и убить плохого дядю, который оставил моего папу умирать в тюрьме, после чего мама очень сильно расплакалась.
Единственное, чего я не знал, — имя этого плохого дяди. Я рос и продолжал выпытывать его у матери, но она всегда отвечала, что не скажет, потому что это возмездие лежит не в моих руках.
Мама умерла, когда мне было семнадцать. Я уверен, что она смогла прожить столько лет лишь из-за привязанности ко мне и из огромного желания вырастить меня. Вскоре я узнал, что за все эти годы она как-то умудрилась скопить небольшую сумму денег — достаточную, как оказалось позднее, для того, чтобы оплатить обучение моей профессии, которую я успешно освоил благодаря щедрым старым отцовским наставникам, которые кормили меня и заботились обо мне с невероятной добротой.
Большую часть последующих лет мне никак не доводилось соприкасаться с этим делом. Я был юристом-клерком у своего благодетеля, а затем стал квалифицированным специалистом среди их помощников. И все окружающие меня люди как один твердо и осторожно следовали последнему желанию моей бедной матушки — ни за что не раскрывать мне имя и место жительства человека, который разрушил ее жизнь и жизнь моего отца. Впервые я столкнулся с ним в клубе Клифтон — был там по приглашению своего знакомого. И я совсем не сразу понял его странное замешательство от этой встречи. Неделей позже я наведался в дом, где расположен ваш офис (частенько туда захаживаю), по делу к адвокату, который держит контору прямо над вами. На лестнице я чуть не врезался в мистера Фогатта. Он очень удивился и резко побледнел, показывая признаки тревоги, которые я никак не мог понять, а затем спросил, искал ли я его.
— Нет, — ответил я, — я и не знал что вы здесь живете. Сейчас я здесь по делу. С вами все в порядке?
Он с большим сомнением в глазах посмотрел на меня и ответил, что ему не очень хорошо.
После этого я пересекался с ним еще два-три раза, и при каждой последующей встрече он становился все более дружелюбен, услужлив, льстив, — но все это в плохом смысле слова, — пренеприятнейшая черта в любом, но особенно в человеке, который годится тебе в отцы. Но я, конечно же, обращался с ним хорошо. Однажды Фогатт пригласил меня к себе домой, чтобы показать одну хорошую картину, которую он совсем недавно приобрел. Когда мы пришли, он взял с каминной полки большой револьвер и произнес:
— Видите ли, я хорошо подготовлен к любым непрошеным гостям в моей уютной берлоге! Хе! Хе!
Я, естественно, подумал, что он имеет в виду грабителей, но все же про себя очень удивился причине его выдавленного, пустого смеха. Когда мы уже спускались по лестнице, он сказал:
— Думаю, теперь мы с вами достаточно хорошо знакомы, мистер Мейсон? И если я могу сделать что-то для вас, как для профессионала, то почту за честь. Мне прекрасно знакомы трудности начинающего специалиста, хе! хе! — снова этот вымученный смех; говорил Фогатт очень нервно. — Я думаю, что если вы зайдете ко мне завтра вечером, у меня найдется для вас интересное предложение. Что вы на это скажете?
Я согласился из любопытства. В конце концов, возможно этот эксцентричный старый джентльмен был хорошим парнем и действительно хотел сделать для меня доброе дело, а его застенчивость и неуклюжесть были лишь от огромного желания растопить лед между нами. Я не был богат на хороших друзей, чтобы добровольно отказываться от еще одного. Он мог действительно быть заинтересован в моем будущем.
Поэтому я пришел к нему и был принят с таким радушием, которое даже тогда казалось немного преувеличенным. Мы сидели и долго говорили о том о сем, и я уже начал задаваться вопросом, собирается ли мистер Фогатт переходить к тому, ради чего я пришел. Несколько раз он предложил мне выпить и закурить, но долгое время в спорте привило мне отвращение к обоим этим занятиям, поэтому я вежливо отказывался. И вот, наконец, он перешёл к разговору обо мне. Он боялся, что мои профессиональные перспективы в этой стране не велики, но слышал, что в некоторых колониях — к примеру, в Южной Африке, — у молодых юристов сказочные возможности для развития.