Что касается Жана Жеди, то ему стало скучно.
«Довольно, — сказал он сам себе однажды утром, вставая раньше обычного. — Теперь надо подумать о серьезном».
Он вышел один, не разбудив Миньоле, который привык вставать поздно, взял экипаж и приказал кучеру ехать в Сент-Адресс, где заметил продающийся маленький, хорошенький домик, окруженный садом, величиной с носовой платок.
Один из деревенских жителей показал ему этот дом, который во всех отношениях отвечал его мечтам.
За него просили двенадцать тысяч франков, но нотариус, которому была поручена продажа, мог сделать уступку.
Жан Жеди сейчас же отправился к нему, получил уступку на две тысячи франков, заплатил наличными пять тысяч, затем дал деньги на необходимые формальности, обязавшись уплатить остальные тотчас по возвращении в Париж.
«Вот я и землевладелец, — думал он, весело возвращаясь в отель. — Этот домик и четыре тысячи франков дохода достаточны для того, чтобы счастливо жить мирным буржуа, имея хорошенькую кухарку. Еще три или четыре дня я прокучу, задам тот праздник, который обещал приятелям в Сен-Дени, и затем — все кончено. Напишу сейчас хозяину «Черной бомбы», чтобы он организовал обед 6 ноября, а ровно в шесть часов я сам приеду с устрицами… В то же время я напишу записку Рене, приглашая приехать и его… Он должен быть вне себя, не зная, что со мной стало. Рене немного скучный, но добрый малый».
Вернувшись в отель, старый вор нашел Миньоле в сильном беспокойстве и несколько испуганным.
— Откуда ты? — спросил он.
— Не твое дело, — ответил Жан, не любивший отчитываться.
— Я уж начал думать, что ты бросил меня, как товарищей в Сен-Дени.
— Никогда! Кстати, о товарищах. Я сейчас отправлю в Париж распоряжения насчет обеда и даю тебе слово, что он будет хорош.
— Он будет стоить тебе очень дорого.
— Мне все равно. Главное, чтобы все было сделано с шиком… А пока — позавтракаем.
После завтрака Жан Жеди спросил бумагу, чернила и написал следующие строки, фантастическую орфографию которых мы не беремся приводить:
«Милостивый государь!
Я пригласил обедать в ваш ресторан на 6 ноября человек двенадцать друзей. Не жалейте ничего, как я не жалею расходов. Только бы все было отлично. Так как вы могли бы думать, что я вас обманываю, то в задаток посылаю пятьсот франков. Я привезу сам ящики устриц. Вместе с ними имею честь вам кланяться.
Жан Жеди».
После этого старый вор вынул из своего неистощимого бумажника билет в пятьсот франков, сложил его вчетверо и положил в письмо, затем надписал адрес: «Хозяину «Черной бомбы» на бульваре Рошшуар, в Париже».
— Надо отправить на почту? — спросил Миньоле.
— Погоди, мальчик, я еще не закончил моей корреспонденции.
Жан Жеди взял другой лист бумаги и написал:
«Старина Рене!
В настоящее время я наслаждаюсь морским воздухом по приказанию доктора, чтобы восстановить здоровье, но я вернусь в Париж 6 ноября в одиннадцать часов и даю в этот день в ресторане «Черная бомба» обед нескольким друзьям ровно в шесть часов. На обеде будет прибор для тебя и для твоей знакомой, мадемуазель Берты. Приезжай, мы повеселимся. До свидания, старина. Твой товарищ Жан Жеди.
P.S. После веселья поговорим о делах».
«По всей вероятности, он оставил дом на улице Берлин, — подумал вор, — я пошлю ему это письмо на Королевскую площадь. Но так как он может сменить квартиру и не получить письма, что сильно меня бы раздосадовало, то я приму предосторожности».
Его предосторожности состояли в том, что он написал третье письмо.
«Мадемуазель Берта!
Если Рене Мулен сменил адрес, то я прошу вас передать ему, что я написал ему письмо, приглашая его обедать, точно так же, как и вас, в «Черную бомбу» на бульваре Рошшуар 6 ноября в шесть часов.
Очень важно, чтобы вы были. Серьезные дела!
Преданный вам Жан Жеди».
— Моя корреспонденция закончена, — сказал он. — Юный Миньоле, попроси сургуч и печать, чтобы я мог запечатать письмо к трактирщику, а затем я позволю тебе сопровождать меня на почту.
Одно из этих писем почтальон принес на Королевскую площадь, и Тефер мечтал завладеть им, не угадывая, что в нем заключается, но инстинктивно сознавая, что оно подскажет ему, что делает Рене.
Придумывая, как достигнуть цели, Тефер, вместо того чтобы после завтрака продолжать осмотр, вернулся домой и написал несколько строчек на листке бумаги.
Переодевшись в костюм железнодорожного фактора, он отправился к лавке виноторговца, на дверях которого были развешаны устричные раковины. Он, не торгуясь, купил целый ящик, наклеил на него адрес, приготовленный заранее, отправился на Королевскую площадь и вошел в дом номер 24.
— Господин Рене Мулен? — спросил он привратницу.
— Здесь, — ответила мадам Бижю. — Но его нет в Париже.
— О! Это мне все равно.
— Так почему же вы его спрашиваете?
— Потому что я принес ему этот ящик, который прислан из Гавра. За пересылку заплачено…
И он поставил устрицы на стол, в ящик которого мадам складывала письма своих жильцов.
— Что тут? — спросила мадам Бижю.
— Устрицы, двенадцать дюжин.
— Двенадцать дюжин устриц и за пересылку заплачено, — повторила привратница. — По всей вероятности, ему писали из Гавра об этом самом. Вот даже и письмо. Какое несчастье! Я обожаю устрицы, а господин Рене уехал в провинцию и не вернется, может быть, раньше чем через месяц.
— Нет сомнения, что устрицы до тех пор испортятся.
— Что же мне делать?
— Чем дать им испортиться, съешьте их сами и выпейте за здоровье вашего жильца.
— Неглупая идея! Он, наверное, не станет на меня за это сердиться. Лучше съесть, чем выбросить в помойную яму.
— Конечно!
— Надо что-нибудь подписать?
— Да, распишитесь на квитанции.
Тефер подал мадам Бижю бумагу, на которой заранее написал несколько строчек.
Привратница взяла перо, обмакнула его в чернила и стала писать свое имя, что было для нее немалым трудом.
Воспользовавшись этим, полицейский с ловкостью карманного вора вытащил из открытого ящика письмо, адресованное механику, и поспешно сунул его в карман.
Мадам Бижю ничего не заметила.
— Вот, сударь, — сказала она, подавая подписанную квитанцию.
— Благодарю вас.
Тефер хотел уйти.
— Погодите, — сказала привратница, — так как я съем устрицы, то вполне справедливо дать вам на водку.
— Как угодно, сударыня.
И он спокойно опустил в карман двадцать пять сантимов, данных ему привратницей в припадке щедрости.
После этого Тефер поспешно ушел по направлению к улице Пон-Луи-Филипп, желая как можно скорее узнать содержание украденного письма.
Он взбежал на третий этаж, разорвал конверт и, читая письмо, не пожалел о деньгах, потраченных на покупку устриц. Это короткое послание доказало, что Рене Мулен знаком с Жаном Жеди, и, кроме того, из письма было ясно, где найти последнего.
— Наконец-то!… — воскликнул он. — Жан Жеди в моих руках!… Шестого, в шесть часов он будет в ресторане «Черная бомба», — это все, что мне надо!… Очевидно, он знает Рене Мулена, но, возможно, ни тот, ни другой не подозревают, что владеют» общей тайной. Рене в отсутствии уже целый месяц, следовательно, не знает ничего о происшествии в доме мистрисс Дик-Торн. Наконец, Жану Жеди неизвестно, что его друга нет в Париже. Все отлично!… Но где они могли познакомиться?…
Подумав, Тефер ответил сам себе:
«Конечно, в тюрьме!… Теперь все объясняется, и опасность, увеличенная страхом, принимает все более скромные размеры. Через несколько дней Жан Жеди, лишенный бумаг, будет безвреден.
Я отправлюсь сегодня вечером сообщить эту счастливую новость герцогу Жоржу…»