Хотен перекрестился. Вот уж у кого поистине язык без костей! «Попадем в полон» – разве можно и заикаться о таком в день выезда? Еще напророчит… Впрочем, в беседе дорожное время быстрее летит, и вот уже повеяло речной свежестью с остающейся слева днепровской протоки Рудки. А вон и стены Песочного городка показались.
– Боярин! Посол! Хотен Незамайкович!
Он оглянулся. Молодой Неудача, выпучив глаза, показывал ему плеткой в конец цепочки. Хотен прищурился. Из-за изгиба дороги показался всадник с поводным конем, скачет, чуть ли не сталкивая дружинников в кусты, обочиной. Что такое? Опять гонец от великих князей? Вот только… Чем ближе оказывался всадник, тем ниже отвисала у боярина челюсть. Ибо сперва узнал он своих коней, Буяна и Белонога, потом, на всаднике, едва ли не лучшие свои кафтан и ватолу, дорожный плащ, а уж шапку, точно, самую дорогую в сундуке, и наконец… Да, несомненно, это была она, Прилепа, верхом на Буяне, покрытом клочьями пены.
– Что это там за явление Христа народу? – полюбопытствовал за спиною Хотена Севка-князёк.
Едва не влетев в круп Чернышу, Прилепа натянула поводья, бросила их, подбоченилась и закричала:
– И куда ж ты это так торопишься, хозяин? Словно на пожар, несетесь, ей-Богу! Я уж думала, никогда вас не догоню.
Хотен оглянулся. Десяток уже стоял, сгрудившись на неширокой дороге, и восторженно глазел на Прилепу. В свои тридцать с хвостиком она, и убрав волосы под мужскую шапку, не походила на хорошенького мальчика, а вот что женка, видно было за версту.
– А ты, я вижу, вконец опустошила нашу конюшню: бедный козел один там скучает, – проворчал Хотен. Бросил быстрый взгляд на саквы Белонога. – Ага, запасной доспех, я вижу, прихватила… Вот что, доставай шлем, цепляй к нему бармицу и держи у себя под рукою. Встретим кого, или вот мимо Песочного проезжать будем, ты и надевай. И что-то я не помню, чтобы приказывал тебе со мною ехать.
– И не мечтай о том, чтобы я тебя одного отпустила! Чтобы оставила на Сновидку, зеленого этого лопуха! Вы оба, что один, что другой, без меня пропадете! Как дождь пойдет, не догадаетесь под плащ укрыться!
Стяговник захихикал. Ишь ты, слушал ведь князеву скоморошину и не смеялся, а вот Прилепа его рассмешила. Хотен молча развернул коня и махнул правой рукой, показывая десятку, что надо продолжить движение. Выехал вровень с Севкою-князьком – тот поглядел на него сочувственно. Уж лучше бы посмеялся! Угрюмо пояснил:
– Прилепа, домоправительница моя, раскричалась тут, оттого что ведает свою вину. Вообще-то нрав у неё ровный.
– А если бы женился на ней, совсем бы села на голову, – озабоченно предположил собеседник. – Хотя…
– Хотя, если бы женился, глядишь, и не кричала бы так, – кивнул головою согласно Хотен и вдруг повеселел. – А ты, княже… Словиша то есть, от самовольства Прилепиного только выиграл. Отдаю тебе теперь своего Сновида, сына Прилепы от меня, будет тебе в походе оруженосец и слуга. Ты хотя кольчугу взял с собою? Ну, слава Велесу! В случае военной нужды прикроет тебя щитом. А сам парень, глядишь, и обтешется возле тебя. Я ведь его, пока не прибрачил, держу в черном теле.
Севка-князёк начал благодарить – чересчур пылко для полностью протрезвевшего человека, а Хотен, слушая его в пол-уха, подумал, что сам он от сумасбродного поступка Прилепы так уж точно выиграл. Предстояло ведь разыскать в Рыльске Чурила, подозреваемого в убийстве отца Неудачи, да и в деле Несмеяны, нюхом чуял это старый сыщик, тоже замешанного. А кто лучше Прилепы сумеет это сделать?
Глава 13. В плену по-разному бывает
Кончак отогнул войлочный полог левой рукой, вошел в вежу и быстро осмотрелся в её уютной утренней полутьме. Был он одет по-дорожному, явно торопился. Игорь догадывался, куда. Сегодня половцы поднялись еще до света, долго возились и шумели, а с полчаса назад орда, остававшаяся в стане верховного хана донских половцев, с пением труб и под бой барабанов выступила в поход. Кончаку предстояло догнать её, возглавить и привести в тайное место сбора, где уже стояло основное его войско и дружины союзных половецких ханов.
После обмена приветствиями хан уселся на корточки напротив входного отверстия, то бишь на месте для почетного гостя, улыбнулся и заговорил первым. Говорил он на кыпчакском, чем вовсе не затруднял Игоря: за несколько дней плена князь вспомнил все половецкие слова, которые знал, и понимал почти всё, что ему говорилось. Сам же пытался объясниться на кыпчакском только в том случае, если убеждался, что собеседник-половец не понимает его русской речи.
Кончак сказал, что давно хотел спросить, зачем его кунак попросил Беловода привезти ему из Руси попа. Хотел спросить, да забывал.