Несчастный замолк и замер неподвижно, продолжая шумно, с хрипами дышать. Игорь перестал креститься и твердить Иисусову молитву, присмотрелся к страдальцу: не лучше ли будет попросить Лавора, чтобы придушил племянника? Едва ли удачна эта мысль: если не чувствует парень боли, конец его не будет тяжек. И не даром же сторож-половец оставил примету: дай Бог, еще похоронят останки, пощаженные зверем и птицей, и не будет мятежная душа грешника Святослава летать, завывая, ночами над степью…
Игорь вздохнул. Перекрестился, прочитал молитвы, какие помнил. Молодой Святослав лежал неподвижно, однако по-прежнему еще дышал.
– Пора ехать, княже, – напомнил Лавор.
Игорь кивнул. Тяжело поднялся с колен, огляделся. Поднял с травы фляжку, проверил, надежно ли заткнута пробка. Степь цвела вокруг первыми весенними цветами, в небе звонко выпевал свою бесконечную трель жаворонок. Вороны сидели на зеленой травке, пробившейся сквозь бурые плети прошлогоднего ковыля, и внимательно наблюдали за князем Игорем. Он в последний раз перекрестил племянника и подошел к вороному. Приметил, что на этот раз Лавор не сошел с коня, чтобы придержать ему стремя.
Игорь самостоятельно взобрался на вороного, укротил его, когда конь попытался побаловать под чужим тяжелым седоком. Что ж, сюда ехали они, держа напротив солнечного восхода, а возвращаться будут на восток, прямо под набирающего силу сверкающего Хорса, под светлое и пресветлое солнышко. Вон по тем следам, еще заметным на примятой копытами траве. И не оглядываясь на просто немыслимое, несусветно позорное зрелище.
Было бы с собою хоть какое-то оружие, он в два счета справился бы с этим хлипким, в летах, толмачом, не побоявшимся, имея только саблю у пояса, выехать в степь наедине с ним, грозным и могучим князем. И тогда, забрав и второго, рыжего коня как поводного, повернулся бы он спиной к благодатному Хорсу, объехал бы стан на безопасном расстоянии и скакал бы на запад, пока не оказался бы в Русской земле. Однако… Беглец должен бежать и ночью, а по звездам он, в отличие от покойного Рагуила, увы, пути не найдет. Да и оружия никакого – чем кормиться по дороге? И левая рука всё еще плохо повинуется… Одной же правой и этого Лавора не задушить…
– Княже, будь благоразумен, – раздалось из-за спины.
Видно, он насторожился и задеревенел, готовясь к броску, а половец, не будь дурак, заметил неладное. Игорь заставил себя расслабиться, навесил на лицо выражение печали и обернулся к спутнику. Оказалось, что Лавор отстал. Загородившись конем, он выпрямился в седле, положив руку на рукоять сабли, и глядел на князя с этой их, косоглазых, проклятой невозмутимостью.
– Чего ты испугался? – неискренне удивился Игорь. – Мы ведь возвращаемся в стойбище – или нет? Я вот думал, а отравлено ли всё-таки вино во фляжке?
– А я не прислушивался к вашей беседе, русских князей. Чужие тайны господ опасны для здоровья простого толмача. А вино лучше вылей, княже.
Пожалуй, несчастный племянник говорил с ним откровенно не потому, что был одурманен отравленным вином. Порочному юнцу нечего было терять перед смертью, и уж о его, старшего родича, благорасположении вовсе он не заботился. Нет, обвиняя дядю-военачальника, Святослав оправдывал себя. Хотя бы и перед самим собой. А вино… Зачем жалеть полфляги, если тебе открыт целый подвал? Князь отстегнул флягу, отвинтил крышку и наклонил посудину. Седой ковыль позади и справа окрасился темно-красными пятнами. Нет, это вино мало походит на кровь.
На краю видимой земли поднялись косые на ветру дымы костров, потом выглянули верхушки юрт с косыми же и загнутыми вниз, чтобы дождь и снег не попадали, а потому издалека похожими на кобыльи головы, кожаными трубами-дымоходами. Еще ближе подъехать – и завоняет испражнениями кочевников, простодушно опорожняющих свои желудки вокруг стана.
Князь протянул руку к поясу и привычно провел большим пальцем по крутой попке серебряной красотки, двумя ручками удерживающей горлышко утраченной и вновь обретенной заморской фляги. Приказал уже беззлобно:
– Веди меня прямо к винному погребу, Лавор!
Глава 14. Дорожные беседы
– Нет, мы не должные отрекаться, как Вани-дурани, не помнящие родства, от отечественных верований. И потому хотя бы, что они красивы, – заявил князь Всеволод, он же понарошку боярин Словиша Боянович.
– Да разве я с тобою спорю, княже? – пробурчал в ответ Хотен, в тот момент прикидывающий, успеют ли они доехать до Чернигова к обедне. Кажется, успевают…