– Прикажи, сестра моя государыня, чтобы на поварне огонь развели поскорее, сварили бы чего. Есть зверски хочется, тем более что нечем было закусить ни вечером, ни утром.
Увидев, какую рожу скорчил этот тридцатилетний баловник, княгиня не могла не улыбнуться. Однако заявила сурово:
– Распорядись, Володька, от моего имени. А поесть и выпить еще успеешь. Будем прямо сегодня поминать всех невинноубиенных: нельзя оставлять столько трупов на посаде, ведь теплынь. И прошу: найди моего Ростика в тереме, он с нянькой там. Расскажи ему байку, успокой, пожалуйста.
– Я на поварню бегу, у меня живот подводит, – заявил князь Владимир, поворачивая к лестнице. – А в терем пошли Измиря: хватит старику прохлаждаться. Двенадцатый сон уже видит.
– Измирь спит вечным сном, – нахмурилась она и зачем-то продолжила, хоть и помнила прекрасно, что брату на всем свете любопытен только он сам. – Лежит в часовне рядом с отцом Иваном. Не будет теперь со мною неотступного моего защитника, Володька.
Не отвечая, князь Владимир прогрохотал сапогами вниз по лестнице, его высокие, железом подкованные каблуки отозвались еще с дощатой мостовой и умолкли.
Княгиня выпрямилась и сосредоточилась. Собраться с духом необходимо было для деяния, на которое она сегодня решилась. Возможно, она никогда бы не отважилась на такое, если бы не случившееся вчера. В самый тяжелый момент битвы, когда половцы захватили посад, переплыли смрадный ров и пытались взойти на городские стены, Ярославну, поставленную Измирем за стеной в безопасном месте, куда не могли залететь половецкие стрелы, разыскала старуха-стряпуха Белянка.
– Без толку руки тут ломаешь, госпожа княгиня, – заявила сурово. – Сына спрятала ли? А точно ли в надежном месте укрыла? Пойдем со мною – поможем нашим отбиться.
Ярославна не сказала стряпухе, куда спрятала сына, однако пойти с нею согласилась. Костлявая и мозолистая лапа старухи ухватила её чистенькую холеную ручку, они бегом пересекли площадь, где уже посвистывали половецкие стрелы-перелёты, и заскочили в теремный двор, а там и в княжескую баню. В сенях старуха попросила княгиню снять с шеи крестик, а потом с поклоном распахнула перед нею дверь. У Ярославны перехватило дыхание: маленькие окна бани были завешены шкурами, очаг ярко горел, а на полатях высились идолы, в которых она узнала Перуна-Воина и Велеса-Медведя. На цветных каменных плитах пола стоял посадский волхв Славен, а вокруг него толпились городские ведуньи, в большинстве своем тоже знакомые княгине.
Они расступились, и Славен подошел к ней, поклонился и попросил принять участие в обряде, ведь боги не захотят отказать в просьбе ей, княгине. Ей даже говорить ничего не придется: только по знаку его отрезать голову петуху. Ей тут же вручили живого красного петуха и кривой нож. Петух заметался и вдруг успокоился у неё на руках.
В голове у Ярославны зашумело, и она не слышала, с какими именно словами обращался волхв к богам. Однако, когда Славен обернулся к ней и указал на неё богам своим темным пальцем, она спокойно, словно не в первый раз это проделывала, взяла петуха за голову в левую руку, вытянула её перед собою и полоснула ножом по тощей шее. С ужасом и надеждой глядела княгиня, как Славен обмазал петушиной кровью головы богов и вместе с ведуньями последовала примеру волхва, когда он встал перед Перуном и Велесом на колени.
И что же? Ведь жертва богам сделала свое дело – не прошло и нескольких часов, как половцы отступили. Вот тогда-то и задумала Ярославна произнести заклинание, чтобы вернуть себе сына и мужа. Она помнила, что есть заговоры, позволяющие выкликать из объятий смерти умерших родичей, но в таком ужасном деянии не было нужды: уже дошли до Путивля вести, что Игорь Святославович и Владимир Игоревич живы и в плену. Да и наверняка она не захотела бы вернуть себе и оживить мертвых: всем известно, что от оживших и вернувшихся к живым родичам мертвецов не бывает ничего хорошего. А вот в половецком плену её сыну и мужу делать нечего, они должны вернуться. Сына Ярославна любила как первенца своего, рождение которого хоть немного примирило её с неудачным браком. Ну, а муж… Какой ни есть, но он муж её, отец её детей. И князь, который тяжесть управления княжеством осмелился переложить на её хрупкие плечи. Они должны вернуться!
Сразу же после того, как половцы отошли, княгиня призвала к себе Словена, чтобы посоветовал, к каким богам и как ей нужно обратиться.
Едва ли на больше двух часов спала она этой ночью, однако на забороло взошла в лучших своих одеждах из привезенных в Путивль, накрашенная и набеленная – чтобы показать своё уважение к богам, которых будет молить и заклинать. Уже подняла она руки, уже готова была выкрикнуть-выпеть заготовленные слова, когда вдруг поняла, что обращается в ту сторону, на север, откуда половцы пришли и куда они отступили. Однако ведь покойный Измирь говорил ей, что половцы обошли город, совершенно неприступный для них со стороны Семи. Так где же тогда, в какой стороне их проклятая Половецкая земля, их степь, в которой они держат её сына и мужа? Она определилась, прошла по заборолу и обратилась теперь на юго-восток. Теперь можно и начинать. А начинать надо с выхода своего: описать то место, откуда обратится она с просьбой – не эти скрипучие, политые кровью доски заборола, а духовное, открытое полету священной мысли пространство.