Игорь раскрыл глаза и хлебнул вина из заветной фляжки. Привычно провёл пальцем по крутой заднице серебряной прелестницы. А сказал совсем не о том, что подумалось.
– Задремлешь тут с тобою… Я соображаю, толмач, есть ведь о чем подумать. Ты только излагай покороче.
– А куда спешить? Вот именно надо всё обдумать. Ты спросил меня, я отвечаю, но еще не ответил до конца. И еще я хочу помочь тебе, потому что жду за такую помощь от тебя награды. Хорошей награды, такой, чтобы я смог спокойно и удобно дожить свои дни на Руси. Теперь уже всё сказал.
– Откуда я возьму тебе хорошую награду, толмач? Из рукава, что ли, как скоморох, вытащу? – искренне удивился Игорь. – Твои сородичи меня ограбили, поистине обчистили, как липку, и еще требуют две тысячи гривен выкупу.
Протянул Лавору фляжку, тот отказался ("Сначала договориться надо"), дернул плечом, сам сделал хороший глоток и вдруг оживился.
– Есть! Знаю теперь, как наградить тебя! В походе погиб мой тысяцкий Рагуил, земля ему пухом, – тут Лавор перекрестился. А за ним и князь. Помолчал, ухватил за хвост ускользнувшую было мысль и продолжил. – Двор у него в Новгородке моем, земли там же в княжестве, под моей рукой, а все богатства старика, многолетней службой у разных князей собранные, в тереме на дворе же. Осталась после него одна дочка незамужняя, перестарок, а внебрачный сын, тебе известный, что со мною в плену, Незнай этот не в счет. Я тебя женю на дочке Рагуила – и все Рагуиловы богатства твои!
– Ты сказал «перестарок», – осторожно промолвил Лавор. – Не сразу и вспомнил я сие слово… А насколько она перестарилась, Рагуилова дщерь?
– Помню только, что засиделась в девках… Ну, годков двадцать ей или немного за двадцать, – тут князь Игорь ухмыльнулся. – Всё одно ведь тебе под семьдесят, а, Лавор?
– Я пережил на свете Божьем шестьдесят две зимы, – чопорно заявил толмач. – Не в том дело, что невеста моложе меня: у меня тут, в кочевье моем, три жены, младшей и двадцати нет. А в том беда, что со старухой моей мы обвенчаны. Двоеженство есть страшный грех.
– А мы просто не скажем моему отцу духовному протопопу Мисаилу про твою старуху, а? – и князь подмигнул. – И он тебя обвенчает как миленький. Во соборном храме моего Новгорода-Северского. А грех возьму на свою душу, так и быть.
Лавор промолчал. Князь посуровел лицом:
– Главное, что ты предложил помощь, а я принял. В долгу не останусь. Теперь слушай: мне нужны будут три коня (ханского Барса, что я на охоту себе выбрал, не трогай) и три еще поводных, три одеяла, кресало, трут, лук, стрелы, котелок… О себе же сам позаботься, толмач.
– Шесть коней, княже?
– Ну да, я же возьму с собою двух своих дружинников. Бояр, в общем. У меня в становище еще с десяток отроков, но я же не прошу коней и для них, Овлур, я же понимаю…
– Нет, я могу вывести только тебя, княже.
Игорь нахмурился. Не много ли он на себя берет, толмач? И в глаза перестал глядеть…
– А не всё ли едино, что одного вывести на Русь, что трех?
– Трех не могу, княже.
– Я же могу бежать только вместе с дружиной моей – ну, с теми двумя…
– Нам придется бросить коней и прятаться, княже. Двум от погони, да и от пограничных разъездов легче укрыться, чем четырем.
– Ты за кого меня принимаешь, толмач – за княжича-несмышленыша?
Толмач промолчал, уставившись на кошму пола.
– Ладно, поговорили, и будет. Что-то меня на сон клонит, – заявил Игорь и в самом деле зевнул.
Лавор, однако, не сделал и движения, показывающего, что собирается уходить. Игорь возмущенно воззрился на него, однако не успел открыть рот, как Овлур с несчастным видом быстро прошептал:
– Нельзя брать с собою Ставра и Незная. Великий хан Кончак разрешил бежать тебе одному.
– Что?!
– Великий хан говорил, что не настаивает на выкупе в две тысячи: его ведь пришлось бы разделить между многими ханами. С тебя он возьмет двести гривен (за тот скот, что пришлось отогнать Чилбуку) и сто пятьдесят за молодого Владимира. Еще за коней его ханских, которых возьмешь – недорого, по-божески. А Владимира с женою, своей, ханской дочерью, отпустит, когда от тебя гривны привезут. Только ты должен молчать и об этой вашей сделке.
– Промолчу, а как же еще? – скрипнул Игорь зубами. – Уж промолчу.
– Только имей в виду: если – не дай того Бог! – тебя поймают, великий хан за тебя больше не вступится. Если пленник бежит и его изловят, у нас такового казнят, чтобы иным не повадно было, а всех других, что с ним сидели, заковывают и держат с жесточью великою, уже без всяких послаблений. Меня, если схватят нас кыпчаки из другой орды, Кончак тоже не станет выручать.