Пожав плечами, старый сыщик натянул поводья, а поравнявшись с Неудачею и Хмырем, кивком попросил Хмыря выехать вперед.
– Потолковать нам надо, децкий.
– Да уж, надо бы, господин боярин и посол. Я хотел бы у тебя вопросить, кто старший в моем десятке – я или твой бывший оруженосец Хмырь?
– Прекрасное время – молодость, когда хочется самому распоряжаться, самому за всё отвечать, – улыбнулся Хотен. – А станешь постарше, будешь думать уже о том, как бы от такого бремени уклониться. Тебя же припомнить прошу, что ты в это посольство поехал по моей просьбе великим князьям. Я надеялся, что в Рыльске мы узнаем полезное про Чурила, которого подозреваю я в убийстве твоего отца. Хоть и обидел его твой отец, соблазнив девицу, на которую и Чурил имел виды, я не вижу тут достаточного повода для убийства дружинником своего боярина, почти что отца родного, от которого жизнь и благосостояние дружинника зависит. А девица… Да мало ли девиц в Киеве? Однако если он убил за куны, то как умный человек (а разве глупец придумал бы так замаскировать убийство, что только я сумел догадаться, как он всё устроил?), то как умный человек, говорю, не стал их тратить в Киеве. А в далеком Рыльске – почему бы уже не потратить куны? Или бы почему не похвастаться, как хитро он избавился от своего боярина? В Киеве он боялся хвалиться, хоть и хотелось ему (такие хитрые убийцы, уж не знаю почему, Неудача, все непременно бахвалы), а то и проговорился кому-то, ведь слухи пошли.
– Я тоже думаю, что проговорился, – заметил Неудача. – Только, смекаю, не славы желая, а по-пьянке – любит этот муж в пиве язык помочить.
– Вот видишь! Тогда и прошлось ему скрываться аж в Рыльске. Однако почему бы не похвастать в здешнем медвежьем углу, да еще сказав, что дело происходило не с ним, а с другим дружинником? Я думал, что самого Чурила мы не застанем, ведь ушел он в поход в дружине князя Святослава Ольговича, следовательно, погиб наш хитроумный Чурил или в плену сидит… Ладно, думаю, самого его нет, а логово его обшарим, у людей поспрашиваем – авось, дело и проясниться. Потом моя помощница нас догнала – вот, думаю, и прекрасно: она в Рыльске слухами и займется, мимо Прилепы ни один бабский слух не проскочит. Однако в беседе с княгинею Евфросинией Ярославной вдруг узнаю я, что среди бежавших с поля последней битвы Игоревой был и рыльский дружинник именем Чурил.
– Да не может такого быть…
– Потом я понял, что как раз может такое быть. Если этот отрок настолько бесчестен, что убил своего боярина, понятно, почему бесчестно с поля битвы бежал. А если сумел мгновенно сообразить, как убить ненавистного боярина и перекинуть вину на половцев, не удивлюсь уже, что сумел и погони избежать. Но оставалось, конечно, сомнение: ведь Чурилов, крещенных Кириллами, на Руси немало. Говорю княгине: «Христом-богом тебя молю, вспомни, не слышала ли ты еще что-нибудь об этом отроке?». Она удивилась, конечно, моей горячности, однако припомнила, что он в Рыльске, говорили ей, недавно, а раньше не то в Чернигове служил, не то в Киеве. Чует мое сердце, что повезло нам с тобою – наш человек!
– Дай-то бог! – молодой Неудача даже в седле подпрыгнул от радости.
– А я вот смотрю на тебя, не рано ли радуешься? – покосился на него Хотен. – Ну, ладно, допросим мы с Прилепой того Чурила (а как на допрос его взять, чтобы не заподозрил подвоха, я уж придумал), и окажется он убийцей. Тогда твое право мстить, мы со Сновидкой будем свидетелями – да только решишься ли ты его, Чурила, жизни лишить?
– Рука моя не дрогнет, боярин, – прошептал Неудача.
– А тебе приходилось ли раньше людей убивать? – спросил, глядя в сторону, Хотен. – На войне, я войну имею в виду, а коли убил кого не на войне, о том сейчас промолчи.
– Я не бывал на настоящей войне, – растерянно улыбнулся юноша. – Выезжал в дозор, был в перестрелке… Нет, вряд ли убивал кого…
– Ладно, я что-нибудь придумаю. А ты прикинь, чем действовать будешь.
– Мечом, чем же еще.
Хотен хмыкнул.
– Ладно, что тут поделаешь… Пока доедем, постарайся подготовиться душевно. А на Хмыря не сердись.
Выехал вперед Хотен и оказался рядом с Севкой-князьком, а тот уже созрел для задушевной беседы. Спросил проникновенно:
– Ну, и как тебе, боярин, показалась княгиня Евфросиния Ярославна?
– Ничего не скажешь, баба твердая. Мужественная баба, справная. Муж ей должен быть благодарен, что без дружины удержала Путивль. – Хотен задумался. – А еще показалась мне разумной женкой. Что у женки волос долог, а ум короток – не про неё.
– Разумной показалась, мужественная баба… Эх ты, толстошеий… Да ведомо тебе будет, что я знавал её еще галицкой княжной, когда Фросинкой кликали? Ей лет четырнадцать было, уже на выданье…