Как только солнце склонилось к закату, князь зевнул пару раз, потом поднялся и сообщил Буртасу, что пойдет в юрту подремать.
Буртас заметил заботливо, что вообще-то спать на закате нельзя, потому что душа отлетает от человека, а злые духи могут её украсть. Потом пьяно ухмыльнулся и добавил, что душу урус-конязя кыпчакский шайтан, глядишь, и не тронет.
Закрыв за собою полог юрты, князь тщательно завязал его ремни, чего раньше никогда не делал. Потом достал припрятанную икону и поставил её на правильное место – на полку в правой стороне юрты, где оставались еще кольца от крови и жира, стекавших с домашних идолов прежнего владельца.
Встал на колени и, вглядываясь в суровый лик Иисуса Христа, зашептал:
– Господи! Ты прости, что не Тебя буду сейчас молить о спасении. Такому великому грешнику, как я, Ты помогать не станешь. Я прошу Тебя попросить за меня добрую Матерь Твою, которая многих от смерти спасала. А я хоть и грешник лютый, однако не из последних в Северской земле и моим подданным необходим живой, а не мертвый или в поганых половецких руках. И если поможет Твоя Всеблагая Мати спастись мне из рук бесовых детей, то обещаю…
Князь запнулся, потому что так и не решил, что пообещать Матери Божьей за свое спасение. Хорошо бы церковь каменную построить – да разве сейчас на такое можно пойти? Это ж будет сущее разорение! Однако молчать дальше становилось опасно, и он пробормотал быстро:
– Великое воздаяние Мати Твоя от меня воспримет. Аминь.
Повторяя беспрестанно Иисусову молитву, князь накинул на плечи старый бухарский халат, подпоясался веревкой, подвесил на неё заветную свою фляжку. Сняв со вздохом княжескую шапку, напялил на вдруг вспотевшую плешь облезлый кыпчакский малахай. Прилег у задней части юрты и остро отточенным накануне ножичком принялся обрезать ремешки, скрепляющие планки деревянной решетки, остова, на котором тут держится войлок. Мельком подумал: если его заставят за таким делом, ничто уже не спасет. Отогнул вверх решетку, поднял плотный слой войлока и выполз в вонючую траву. Не сразу поднял глаза: а вдруг увидит сторожа, разинувшегося рот перед удивительно одетым урус-конязем?
Слава Богу, никого. Он выпрямился и пошел через стойбище, чувствуя, что оказался вдруг в страшном сне, в том самом, когда ждешь каждое мгновение стрелу в спину и не можешь ничего поделать. Оглянуться побоялся. Встречных не было: народ пировал и веселился возле ханских юрт. Вот, слава Богу, и Тор. Игорь, приуставший уже от непривычно долгой ходьбы, перебрел через речку и среди пней прибрежной рощи, давно обглоданной скотом и сведенной на дрова, обнаружил невозмутимого, как всегда, Овлура с четырьмя конями.
– Нам надо проехать мимо двух десятков окраинных юрт, – заметил спокойно Овлур. – Народ весь на тое, но всякое бывает. Если встретим кого-нибудь, молчи. Я буду говорить, княже.
Игорь молча кивнул. Всегда он недобрым словом поминал двух своих половецких бабушек, коим обязан выдающимися скулами и редкой порослью на щеках, однако сейчас… Ладно, он помолчит.
Никто им не встретился по дороге, только забытый у одной юрты маленький, недавно извлеченный из бесик, степной колыбели, мальчик. Засунув грязный палец в рот, он внимательно следил за двумя дядями, покидавшими аил, хотя могли поехать на той и замечательно там наесться.
Вот и растаяла в воздухе вонь загаженной полосы луга сразу за аилом. Игорь вздохнул полной грудью, но не захотел оглянуться. Что там увидишь? Разве что только очертания юрт на темнеющем небе.
Уже не опасаясь, что их выдаст топот копыт, Овлур огрел своего чалого камчой и помчался прямо в догорающий закат. Князь хотел пришпорить доставшегося ему саврасого, однако обнаружил, что нечем: на сапогах нет шпор. Он принялся со всех сил работать коленями, однако по-прежнему сильно отставал.
Наконец, Овлур придержал своего коня:
– Что случилось, княже?
– Ни шпор, ни плетки! Почему ты не взял камчу на мою долю, толмач?
– Надо было не бросать в юрте ту, что тебе Буртас подарил. У каждого кыпчака своя камча, одна на всю жизнь. У должника или осужденного ханом забирают всех коней и последний кафтан, но камчу оставляют…
– Кончай нудить, толмач! – схватился Игорь за голову. – Лучше придумай что-нибудь.