Глава 23. Там, где Кза и Кончак стояли на костях
В Половецкую степь посольство повел отрок Непогод. В ночь, когда непоседливый Чурил с камнем, к ноге привязанным, обрел свое последнее пристанище в тихой Семи, второй беглец поседел. Утром Хотен объяснил Непогоду, что княгиня Евфросиния Ярославна хорошо отозвалась о нем и что великие князья простят его вину, если он справно выведет посольство к Суурлию, на поле битвы, а оттуда снова на Русь. Сказать об этом парню надо было раньше, и ведь не был Хотен таким уж бесчувственным чурбаном, напротив, известен как сыщик скорее даже человеколюбивый, да так уж вышло. В оправдание боярина можно сказать, что его тогда очень уж заботила доля новой семьи, очутившейся на его мощной шее после обряда во Всехсвятском соборе.
В то утро Прилепа в сопровождении увальня Сновида, обвешенного оружием с головы до пят, отправилась в Путивль, и Хотен молился всем известным и неизвестным ему богам, прося, чтобы его отныне венчанная жена и вновь обретенный сын невредимыми добрались до Киева, домой. Севка-князёк, широкая душа, предлагал отправить с Хотеновыми домочадцами половину десятка, однако Хотен слишком хорошо знал, что в Половецкой степи каждый дружинник на счету.
Старый сыщик не очень-то надеялся на посольский значок, поэтому, перебредя Донец, отряд далее продвигался, будто дозор разведчиков: ночами пересекал водоразделы, а днями отсиживался в оврагах или прибрежных рощах. Не слишком Хотен и торопился, рассчитывая, что на свежих, не утомленных конях, глядишь, и удастся, сбросив груз с поводных коней, ускакать от случайно встреченных вооруженных половцев. Судьба, казалось, благоволила отряду, даже дождь не мочил, и через неделю проводник вывел его к мелкой, издалека видно, речке. Плеткой показал на её холмистый берег:
– Суурлий! Там стояли половцы в доспехах, а туда дальше, за ними, вежи. Отселе не видно было.
– Каяла, река печали и жалоб! – поправил его Севка-князёк, горящими глазами озирая ничем, казалось бы, не примечательный уголок степи. – Попробуй сам сие пропеть – Суурлий…
Хотен натянул поводья и обратился к обступившим его конникам:
– Мужи! Мы, наконец, на месте. Теперь моя работа начинается, емца. А для сыщика главное что? Да чтобы следы не затоптали. Посему едем дальше шагом. Мы с боярином Словишей и проводником спереди, а все вы за нами держитесь саженях в двадцати. Мы остановимся – и вы натягивайте поводья. Сие понятно? А все помнят, как поступить, если я подниму правую руку и придется нам всем смазывать салом пятки? Да? Тогда с Богом, мужи.
Проехали немного обычной степью. Если и была в месяце травене побита трава ковыль копытами, то за прошедшие недели успела выправиться и отрасти.
– Тут построились в боевой порядок. Наши, рыльские, стояли вон там, – снова показал плёткой Непогод.
Хотен даже не посмотрел в ту сторону. Ну, построились – и какая ему с того пожива? Вся его работа впереди.
– А тут уже случилась перестрелка. Половцы по стреле, и мы по стреле. Они сразу и побежали. Ну, мы за ними…
– Ясно, что кыпчаки потом подобрали стрелы – и свои, и ваши. Они и из сломанных вытаскивают наконечники, – пробурчал Хотен и внимательно огляделся. – А что ж так скверно стреляли? Разве не попали ни в кого?
– У половцев не знаю, а у нас одному ковую стрела прямо в глаз ударила, он и мертвый скакал дальше, и упал уже прямо в речку. Сколь много людей потом погибло, неисчислимо, но его я и сейчас будто перед собою вижу!
– Вот он, наверное. Зажимайте носы!
Скелет, почти полностью объеденный птицей летающей и мелким зверем, лежал на низком берегу – искривленный, с поломанными и раздробленными костями. Наверное, уже по мертвому прошла тяжелая конница, копейщики Игоря и Всеволода. Гол, как сокол, только невдалеке блеснуло… Сыщик свесился с седла – пустяк, раковинка раздавленная. Перебрел на коне речушку, заехал на высокий пригорок. За Суурлием лежала зловонная пустыня. Ту траву, которую не выщипали здесь кыпчакские кони, они вытоптали копытами, а также загадили и обмочили не без помощи своих всадников. Тут уже проходило то кольцо окружения половецкими ордами, за которое русичи в Игорев поход так и не выбрались. Подобное безобразие Хотен видел только в околицах Киева, когда союзные великому князю Изяславу Мстиславовичу племена черных клобуков, печенегов и берендеев привели под защиту подгородных валов и острогов великого города свои семьи, вежи и весь свой скот.
– Веди теперь, где вежи стояли, Непогод. Эй, Хмырь, скажи ребятам, пусть на стоянке перекусят. Дальше, боюсь, ничто им в глотки уже не полезет.