Сказать честно, сердце рыжего пару раз стукнуло слишком громко и невпопад, когда он провожал взглядом двух подружек, печально выходящих из комнаты: руки бессильно упали вдоль тела, прелестные головки печально свесились, по щекам текут горькие слезинки… Степан стиснул зубы и промолчал. Дождался, когда дверь за девицами захлопнулась. Подождал, прислушался. Шагнул к выходу и распахнул дверь. Из-за двери на него с робкой надеждой взглянули две пары глаз…
- Я что сказал?! – насупился рыжий, – Я сказал, марш к себе! И нечего тут под моими дверями страдать! Живо!
Кто первой из девушек всхлипнул, он не разобрал. Но, уходя по коридору и периодически оглядываясь, хлюпали носом обе. Степан тяжело вздохнул и рывком захлопнул дверь. Сопя и хмурясь подошёл к столу, сел. Почесал в затылке, и тут же вспомнились ласковые и нежные прикосновения. Степан скрипнул зубами, и торопливо отхлебнул из чашки. Чай показался холодным и безвкусным. Рыжий нервно подошёл к окну, открыл его, и выплеснул всё из чашки вон. В который уже раз, стащил с ноги сапог, и принялся вздувать самовар. Торопливо и нервно. Однако, постепенно, его движения замедлялись, замедлялись… пока рука с сапогом и вовсе не остановилась.
- Да, ладно… – растерянно проворчал рыжий, напряжённо глядя куда-то в угол, – Да, быть не может…
И снова торопливо заработал сапогом. Потрогал пузатый самоварный бок, удовлетворённо хмыкнул, и налил себе новую порцию чая. Отхлебнул обжигающий напиток, довольно кивнул головой, уселся поудобнее, взял один из протоколов, и принялся его просматривать довольно кивая головой. Потом положил протокол на край стола, и взял другой лист. Просмотрел, и положил его на предыдущий. А сам потянулся за следующим…
Примерно через час, перечитав все протоколы, выпив несколько чашек чаю и съев несколько пряников, он довольно потянулся и пробормотал:
- «Пробежала в норку… мышь!» – и с удовлетворением улыбнулся.
Встал, сделал несколько шагов по комнате, и с удивлением уставился на стол с давно остывшим ужином. Усмехнулся, подсел к столу и с аппетитом умял несколько кусков цыплёнка. Вытер руки, аккуратно убрал в свою сумку протоколы и писчие принадлежности, разделся, задул свечи и лёг в постель. Сегодня ему снилось, как он жарким днём ныряет в прохладную реку. Ощущения были… замечательные!
* * *
Примерно в половине четвёртого ночи, две тени бесшумно прокрались к дверям комнаты, выделенной Степану. Затаились у дверей и принялись терпеливо ждать. И как только первый петух заголосил свою вечную песню в третий раз, обе тени одновременно рванули дверь.
- Стпануш… – начала одна.
- Соколи… – одновременно с ней завела другая.
И обе смолкли. Степана в комнате не было. Постель оказалась аккуратно заправленной, с рабочего стола исчезли все письменные принадлежности и листы протоколов, не было ни одежды, ни обуви, и только на втором столе ещё стояли остатки вчерашнего ужина. Чёрненькая и беленькая коротко взглянули друг на друга и бегом бросились из дворца. Заспанный конюх, позёвывая, сообщил, что рыжий гость её величества лично вывел из конюшни свою великолепную кобылу, лично её оседлал, и умчался в неизвестном направлении. Когда? Ну-у… почти сразу после вторых петухов… Нет, не сказал куда. Нет, не сказал когда вернётся. Вообще ничего не сказал…
Жанетт и Луиза прошипели что-то на заграничном языке, конюху совершенно непонятное, и опрометью бросились к спальне Её Величества. Докладывать.
Глава 9
Прискакал Степан довольно поздно, уже под вечер. Кряхтя, сполз с седла, постанывая, передал удила конюху, покосился на кобылу и уважительно протянул: «И крепка же, зараза… Семижильная, что ли?..», на что кобыла лишь игриво махнула хвостом. Степан же, морщась и растирая кулаком поясницу, приказал кобылу выходить, выпоить, накормить, и поставить в лучшее стойло. Но, седло и сбрую далеко не убирать! Мало ли… Конюху показалось, что именно после этих слов, кобыла дважды одобрительно кивнула умной мордой. Степан же, чуть постояв, захромал в сторону дворца, продолжая растирать себе место, чуть пониже спины…
Обе девки, словно из-под земли выскочили! С ахами-охами, подскочили с двух сторон, прижались жаркими телами… Рыжий стойко перенёс наскок, приказал распорядиться насчёт обеда. Ну и что, что поздно? Он, может, всё что в желудке три дня накапливал, за сегодняшние полдня растряс?! Беленькая покосилась с сомнением, а чёрненькая пренебрежительно буркнула:
- Как же! Накапливал он…