Что означало другой расклад сил в том же Совете.
Людмила Де Франко — новоиспеченный Советник. Возможно, скоро Советником станет и Най. Всесильный Комитет по науке… Собирался посадить в кресло руководителя новичка — чертовски умного, но тем не менее новичка, пока не успевшего обзавестись поддержкой. И все же. Двоим из пяти экспансионистов в этом году предстояло переизбрание, а Илье Богдановичу исполнилось сто тридцать два года, и возраст уже давал о себе знать.
Кореин пробормотал какие-то дежурные любезности, поблагодарил ресионца, выразил соболезнования семье покойной и вышел, продолжая напряженно размышлять о возможности формирования в Совете центристского большинства.
И вдруг Михаил вспомнил, что забыл поднять вопрос об уничтоженных ази. Тот самый вопрос, по которому так любил распространяться Мерино. Теперь вряд ли удобно было вернуться и начать беседу заново. Впрочем, Михаилу этого и не хотелось — решение, по всей вероятности, по каким-то известным Наю соображениям принимала ресионская служба безопасности. Конечно, такое решение противоречило принципам морали. С другой стороны, то были не обычные ази, а служившие Ариане большую часть ее жизни в сто двадцать лет длиной и потому потенциально опасные. Насколько понимал Михаил, их потеря была чревата серьезными психологическими последствиями; никто из людей-КВ не мог угадать подлинных последствий данного действия, кроме разве что сотрудников, постоянно работавших с ази. Окажись здесь Уоррик, Кореин обязательно переговорил бы с ним по этому поводу. Полюбопытствовал, было ли уничтожение ази санкционировано. И думал ли Уоррик, насколько верны утверждения, будто Ари сама оставила в компьютерной системе соответствующий приказ.
Черт возьми, лучше не ворошить прошлое! Ази не вернуть, как и Эмори. И точка. Интуиция подсказывала многоопытному Михаилу, что дело с умерщвлением ази вряд ли удастся представить должным образом.
Старая поговорка гласила: если дьявола поддерживают избиратели, с ним стоит договориться. Но тогда нечего жаловаться на адское пекло.
8
Неловко плюхнувшись на стул, адмирал Леонид Городин принял предложенную чашечку. Военный явился засвидетельствовать положенное в таких случаях уважение, а Най возьми да брякни: «Мне нужно обсудить с вами кое-что. Касательно фаргонского проекта. И проекта «Рубин». И «Надежды». У вас не найдется для меня нескольких минут?»
Не в обычае Городина было обсуждать мало-мальски важные вопросы с противниками и журналистами — без адъютантов, без рекомендаций и к тому же в кабинете, безопасность которого не была засвидетельствована надежными специалистами. Но тот же инстинкт, что призывал к осмотрительности, подсказывал: представилась отличная возможность серьезно побеседовать с оппонентами втайне от Кореина.
К тому же речь шла о людях, имена которых адмиралу более всего хотелось слышать в разговоре.
— Мне искренне жаль, что приходится заниматься столь обыденными делами в день похорон Ари, — молвил Жиро. — Но выбора нет. События выходят из-под контроля с поразительной быстротой. — Он отпил кофе. — Как вы знаете, я намерен баллотироваться на место Ари.
— Я полагал, — бросил Городин, — точнее, полагаю, что вы победите на выборах.
— Теперешний момент для нас — поистине критический. Гибель Ари — и связанная с этим потенциальная потеря Уоррика — поистине двойной удар. И не только для нас, а для всего Союза. Для наших национальных интересов. Надеюсь, вы знаете, что у меня оформлен допуск к работе с информацией самой высокой степени секретности. Мой допуск аналогичен допуску Арии. Что поделаешь — положение обязывает. Не стану ничего выпытывать у вас, но я знаком с вашими проектами, поскольку во время войны работал с вашим предшественником…
— Мне ясно, что у вас есть соответствующий допуск. И что вы знакомы с известными нам обоим делами. И что вы утаиваете их от следствия.
— Совершенно верно. Я ни с кем не обсуждал эти дела и не говорил с сотрудниками по поводу проектов — за исключением тех, кто имеет допуски, аналогичные моему. А потому, адмирал, вам нечего опасаться утечек. Или суда.
У Городина упало сердце. Более всего адмиралу хотелось сейчас удостовериться в том, что он ослышался. Имелись все основания полагать, что помещение оборудовано записывающими устройствами, но в то же время требовалась максимальная ясность. И потому Леонид Городин нарочито удивленно переспросил:
— О чем вы?
— О бескровной договоренности. Преступление совершил Уоррик — он уже во всем признался. Мотивы — шантаж, сексуальные домогательства. Точнее, речь о его сыне. Столь щекотливая ситуация, между нами говоря, могла бы изрядно повредить юноше. Договориться с Уорриком оказалось проще простого: ему предложили отдаленную лабораторию, где он сможет спокойно продолжать работу. А насчет Фаргоны мы не дали согласия. Комплекс придется размещать на Сайтине. Но я успел переговорить с Кореиным.