* * *
Далекий лед, далекий дымный день
Над миром облако висело.
И фосфор жег сердца людей.
Бежали тени, в небе гналась тень.
На дереве висело тело.
И мать вела чужих детей.
Ложился желтый свет на жесткий снег
Был красный след на белом свете
Был черный след еще ясней.
Был черный лед, я видел снег во сне.
Был темный дым над миром этим.
Был дом, горевший в тишине.
* * *
Обожжены, обнажены, обижены
Края души — и вот, о смысле жизни,
О том, что мы искажены, обезображены,
Что жизнь порою хуже казни, —
И черт хихикнул: «Это наши козни,
Мон шер, о богословской сей материи
С вопросами соваться к Небу
Смешно: шарады, фокусы и ребусы.
К ним комментарий — крематорий.
Все просто потому, что потому
Оканчивается, окунчивается на у».
* * *
Там поют гиены и павлины
Ходят по долинам золотым,
И слетает к лилиям долины
Бывший демон – серафим.
Нежатся с акулами святые,
Грешники сыграли с Богом в мяч.
Примеряет нимбы золотые
В ризе розовой палач.
Ангел ведьме наливает: пейте!
Светится добром бокал вина.
И осанну засвистел на флейте
Белоснежный Сатана.
Радуются ангельские рати:
Тишь да гладь, да Божья благодать.
Мы туда, любезнейший читатель,
Киселя пойдем хлебать.
* * *
Питекантропы в Пинакотеке,
Орангутаны в Оранжери.
Дух птеродактиля в человеке:
Гиббон в геликоптере, смотри.
А там, в реакторах, изотоп
Урана, гелия. Снова — опыт.
Смотри: Акрополь, питекантроп,
Летающий ящер, темный робот.
Реакторы, роботы. Не дразни
Горилл, мандрилов, крокодилов.
Плутон, Урания. Мы в тени
Их страшных царств, их царств немилых.
И скоро в ракете астронавта
Уже троглодит взлетит несытый.
И скоро увидят следопыты
Плезиозавра, бронтозавра.
Уран, плутоний. И троглодиты.
И термоящерное завтра.
* * *
Таракан Тараканий Великий, властелин пауков и
лемуров
Шел войной на лангуста Лангуста, властелина
мокриц и мандрилов.
Над рядами кротов или крабов сто вампиров
топорщились хмуро
Рассветало. Был снег на равнинах. И сердце томи лось.
Тараканий, шевеля усами, осуждал теорию квантов.
Лангуст, шевеля усами, поучал, что важней –
квакванты.
О, как трудно дышать! Сколопендры в темнеющем небе.
Густо падает снег. Чье-то сердце лежит на сугробе.
Уже уносило в жерло расширяющейся вселенной,
В черной пустоте кружило Таракана, Тамерлана,
Лангуста, Ксеркса.
В конусе небытия Тарантул вращался, пленный.
Два огненных дикобраза вертелись, грызясь из-за
сердца.
Только мы отдыхали одни в отвратительном царстве
Эринний.
И на сомкнутых веках твоих были пепел, и слезы,
и – иней.
* * *
Ну и ну, ну и дела, как сажа бела, трала-лала.
А ночь светла, а коза ушла, эх, бутылочка по
жилочкам по-те-кла.
Ушла коза от козла. Ушла. Куда? В Усть-сы-сольск.
Не в Усть-сы-сольск, так в Соль-выче-годск.
Ау, моя коза. Чепуха хандра. Ха-ха, ха-ха.
Эх, гали-мать-я.
А ну и луна же. Во всю луна. Хандрит она, что
она одна?
Сто грамм забытья. Двести грамм забытья.
Хотите вина, мадам Луна?
Там Близнецы. Там Козерог. С козой, без козы?
Там Водолей.
Налей, налей, бокалы полней, козу вините в
смерти моей.
Ну и тишина. Нальем Близнецам.
Нынче здесь, а завтра — тамтам.
* * *
Мертвый вялый туман,
кокон печали и скуки,
серый огромный кокон,
где стынет личинка рассвета,
куколка полдня.
Что делать, если душа
молчала так долго,
что на губах ее сплел
паук паутину?
Что делать, если сердце молчит
мертвой трихиной?
* * *
На остров Цитеру. Выпьем в пути.
Ну что? Цикута в бокале?
И горький миндаль. Миндаль? Почти
Цианистый калий.
Да нет уж, — хватит яда в крови:
Ее не раз отравляли
Остатки надежд, крупицы любви,
Сухие кристаллы печали.
А в печени камень. Осадки души
В таком, ха-ха, минерале.
А где самородок счастья? Ши-ши.
В Австралии. На Урале.
«Житейское море» катит куски —
Янтарь? Едва ли, едва ли.
Обломки желаний, сгустки тоски.
Мелочь. Детали.
* * *
Дни мои, бедная горсточка риса…
Быстро клюет их серая птица.
Мелкий стеклярус кустов барбариса
К позднему утру весь испарится.
Осень. Валяется блеклая слива
В грязных остатках бывшего ливня.
Как ей в грязи тускловатой тоскливо!
Если б могла — она бы завыла.
Ну а солдатом (а пули-то низко)
В луже валяться? Страшно и слизко.
В черном болоте, как черная крыса…
Дни мои, бедная горсточка риса.
* * *
А ты размениваешься на мелочь,
На пустяки, по пустякам,
И головней дымится тусклый светоч,
Который мог светить векам.
Ну что же: невезенье, омерзенье,
И муха бьется об окно,
Опять попытка самосохраненья,
Хотя, казалось бы, — смешно.
О, позабудь житейский хамский хай
И стань сама свободой и покоем.
Ты мелкая? Не льешься через край?
Но — расцвети, белей, благоухай,
Душа, не будь лакеем, будь левкоем.