Ах, ни к чему ирония, иронийка.
Мечта, не уходи, останься!
Но все туманно, словно дух покойника
На спиритическом сеансе.
* * *
Хрустальное сердце, прозрачней, чем лед,
Принцесса Грёза разбила.
Луна, как принцесса Ту-ран-дот,
А ночь — принцесса Брамбилла.
И лебедем лунным плыл Лоэнгрин
К Аиде, Лакмэ, Клеопатре.
А зритель уснул — и проснулся, один,
В ночном опустелом театре.
И видит, что тень его ходит во сне
Среди голубых декораций.
Ночной арлекин подлетает к луне
Среди других аберраций.
И Душенька, нежную ножку задрав,
Летит, в голубое одета.
И кто-то в нее стреляет, пиф-паф,
Из длинного пистолета.
Но смерть, фантом, химера химер,
Уходит, злая царица.
Лишь тонкий червяк, червяк, а не смерть,
В груди холодком змеится.
* * *
Был замок чудесный в чудесном балете,
Сильфиды в жемчужном, таинственном свете,
И белые ноги, как белые птицы,
Летали вокруг чаровницы-царицы.
И ангел, одетый во все голубое,
Кружился, и сладко звучали гобои,
И флейты, подобные ангелам, пели
О нежной печали, о нежной Жизели.
И Золушку принц подымал триумфальней
Над синей землей, над мерцающей спальней,
И белым цветком умирала Джульетта
Среди безутешного кордебалета.
Плыла Эвридика в холодном Эребе,
И нежно сникал Умирающий Лебедь,
И лебеди плыли в сиянии синем
Над озером дивным, ночным, Лебединым.
И долго еще волшебство продолжалось,
И сердце туманили радость и жалость,
И Танец был Голос, и Логос, и Мелос –
И снова бессмертия сердцу хотелось.
* * *
Захотелось порезвиться –
Начинайте хоровод! Синепёрая синица
Тонкий месяц принесет.
А придется расставаться –
Сердце зельем опои:
Унесет сестрица братца
В розоватые раи.
Ни проститься, ни расстаться,
Ни остаться навсегда:
Понеслась за вихрем танца
Синеватая звезда.
Крылья черные забьются –
Не целуйся до зари.
С позолоченного блюдца
Зерен черных не бери.
Ранним утром заструится
Золотистый водомет,
Солнце красное взойдет,
Сердце красное возьмет
Шемаханская царица.
* * *
Попрыгай, душа-попрыгунья,
Над миром земным повзлетай!
Слетай в облаках полнолунья
В еще небывалый Китай!
Попробуй, душа-попрошайка,
Нам выпросить лишний часок,
Чтоб легкая быстрая стайка,
Шумя, опустилась у ног.
Спляши-ка, душа-чародейка,
Чтоб месяц не скоро погас,
Чтоб тонкой, холодненькой змейкой
Судьба не ужалила нас.
Кружись-ка, душа-молодица,
В мерцании бледном ночном!
Пусть тень от плясуньи ложится
На небо веселым пятном!
Кометой, душонка-летунья,
Над миром дугу опиши!
В холодную ночь полнолунья
Спляши-ка, душа, от души,
Сестренка созвездий больших!
* * *
Небожитель, селенит!
След серебряный спирален
В синем воздухе сквозит
Светлый инопланетянин.
Скучно стало в неземном
Доме, городе, районе?
Пляшет призрак, серебром
Светится на небосклоне.
Синий с белым небосклон
Плясуном лихим исчерчен.
Селенит – бессмертен он?
Нет, наверно, тоже смертен.
Вот, пританцевал сюда,
Кувыркается, резвится.
Перед смертью иногда
Хочется повеселиться.
От земной и неземной
Утомительной печали
Сделать хочется, родной,
Легкое сальто-мортале.
* * *
Сердце почти размагничено,
Милый магнит!
Только покой безразличия
Тихо манит.
Что-то в машине развинчено,
Печальный вид.
Моной леонардодавинчиевой
Судьба глядит.
Зачем так смотришь загадочно?
Смерть у дверей?
Уже ремень передаточный
Слабей, слабей.
Сердце — с ним прожил всю жизнь я.
Оно — еще поживет?
У этого старого дизеля
Неровный ход.
Одни сожаления поздние,
И нет запасных частей.
…Стань поэзией, злая коррозия
Жизни моей!
* * *
Оранжевато-розоваю-серый край
Большого неба стал желтее.
Причуда бога-чародея,
Сиянье нежное, заманивай, играй!
Сигналы огненные из страны чудес
Инопланетные приветы –
Какие верные приметы!
Не очень верные, но все равно: с небес.
Вернее — знак, что вечер начинается,
Что в поле холодно и голо,
Что солнечного ореола
Нам видеть до утра не полагается,
Что море тускловато, не серебряно,
Сиреневато, темно-серо,
Холодное, точно пещера,
В которой солнце мертвое затеряно.
И сумерки прелюдию забвения
Играют медленно и вяло.
И нам из зрительного зала
Уже пора — в другие измерения.
* * *
Ты был жив недавно. Тяжело болел.
Пишет брат: в кругу семьи.
Утром, около семи.
(Начали снежинки снова свой балет.)
Неразборчив почерк, серое письмо.
И неясные слова
(И опавшая листва)
Мерзнут на дороге: холодно зимой.
Свет над парком бледен, бледно-желтоват.
И коричневы дубы.
И, как вестники судьбы,
Грозно-бронзовые всадники стоят.
Ты был жив, и небо — было голубым.
И кормили голубей
Старики, и был слабей
В желтенькой аллее серо-сизый дым.
А письмо, как птица: вот, летит в бассейн,
В воду черную само.
С черной кромкой то письмо,
Скучный вестник смерти в скучной жизни сей.