— Господи, там же Дашка! — простонала Анастасия.
А я подумала: «Все, хватит». Поднялась и направилась в номер. Ничего, кроме отвращения, я не чувствовала, оно заглушало и боль, и страх. Я ускорила шаги, чтобы поскорее отделаться от него.
Вошла в ванную, умылась, избегая взгляда в зеркало, взяла полотенце, деловито оглядела его и решила, что подойдет. Разорвала его на полосы, оглядывая потолок и стену в поисках чего-то подходящего. И такое нашлось. Взобралась на ванну и, глядя на свои ноги, подумала: «Вот и все. Как же нелепо».
Я лежала в постели поверх одеяла, Ден стоял рядом с растерянной физиономией. Несмотря на ситуацию, мне хотелось рассмеяться, глядя на него.
— Выпей воды, — сказал он.
Я не ответила. Десять минут назад он вынул меня из петли, вдруг появившись в ванной. Если б на двери был замок, он потратил бы время, пытаясь достучаться, а потом ломая его. И я бы сейчас не лежала здесь, разглядывая потолок. Я была бы.., черт знает где, но точно не здесь, и мне не пришлось бы видеть его, а главное, решать, что делать дальше. Забавно, что так много зависит от наличия и отсутствия замка на двери.
Ден хмурился, и его мысли угадать было нетрудно. Вряд ли происшедшее явилось для него полной неожиданностью. Не зря он пошел за мной и, не обнаружив в гостиной, сразу направился в ванную, подсознательно ожидая чего-то в таком роде. И когда толкнул дверь в ванную, уже знал мои намерения.
— Выпей воды, — сказал он еще раз, бросил в стакан две таблетки, поясняя:
— Здесь снотворное. Тебе надо уснуть.
В нем чувствовалась странная неловкость, и это удивило. То, что он здорово злился, понятно, и то, что поспешил вынуть меня из петли, тоже: осложнения ему не нужны. Хотя моя смерть вряд ли особо повлияла бы на дальнейшее. Ден из тех, кто готов к любым ситуациям.
Я взяла стакан и покорно выпила, лишь бы отделаться от него. Но он не уходил. Взяв у меня из рук стакан, поставил его на тумбочку и прошелся по комнате. В походке ощущалась нервозность, и чувство растерянности не проходило, что по-прежнему сбивало с толка.
— Что вдруг на тебя нашло? — буркнул он.
Я молчала, он терпеливо ждал, и я наконец ответила, хоть и не видела в том смысла:
— Дашка…
— Вот оно что, — удовлетворенно кивнул он, словно все разом стало для него понятно. — Не стоило тебе к ней привязываться…
Да, именно так: сама по себе ее жизнь не имела никакого значения, просто я допустила непростительную ошибку.
— Слушай, а тебя не смущает, что ты только что убил двадцать восемь человек? — с неизвестно откуда взявшимся любопытством спросила я.
Он как раз шагнул к окну, но повернулся, взглянув с изумлением, и засмеялся. Затем сел в кресло, раздвинув ноги, и, опершись на них руками, с усмешкой спросил:
— Не поздновато задумалась, дорогая? О таких вещах стоило поразмышлять раньше, до того, как ты полезла в это дерьмо.
— Значит, не смущает, — констатировала я.
Его это разозлило.
— Я выполняю работу, за которую мне платят. Вот и все. Это не моя война. Пусть те, кто ее затеял, пекутся о своей душе. И твой припадок совестливости сейчас совсем некстати. Так что советую тебе не валять дурака.
— Один умный человек сказал: покаяться никогда не поздно.
— Это не его распяли благодарные слушатели? Что ж, валяй, кайся. Выйди на площадь, поклонись на четыре стороны и попроси прощения. Как думаешь, за все твои грехи пожизненное тебе уже набежало или нет? Ну, лет-то на пятнадцать ты точно успела наворотить, я прав? У тебя будет время замолить грехи.
— Катись отсюда, — устало сказала я.
— Вот что, милая, — еще больше разозлился Ден. — Твоя попытка почистить совесть гроша ломаного не стоит. Дешевая мелодрама. Кому и что ты хотела доказать? Какой говенный мир вокруг и какая у тебя прекрасная душа? Ах, бедную девочку злые дяди заставили делать плохие вещи, а она пошла и удавилась. Чего ж хорошей девочке мешало держаться подальше от плохих дядей? Поздно, дорогая, поздно.
— Ты прав, — кивнула я. — А теперь катись отсюда.
Я в самом деле считала, что он прав. Прав, как ни противно это сознавать. И, даже отдав свою никчемную жизнь, Дашку я не верну. Он продолжал сидеть в кресле, с ненавистью глядя на меня. И уходить не собирался.
— Вот что я тебе скажу, — продолжил он. — Завтра ты проснешься и начнешь цепляться за свою жизнь. И успеешь еще много чего натворить. Такие, как ты, любят тешить себя мыслями о совести и при этом пакостить ближним. Хочешь знать, как ты кончишь? Старой пьяницей, никому не нужной и самой себе противной. Если тебя, конечно, не пристрелят раньше. Ненавижу таких, как ты, — по слогам произнес он.
— А как ты видишь свое будущее? Выйдешь на пенсию и будешь разводить цветы? Один знакомый придурок всерьез об этом мечтает.
— Неужели? — Ден вдруг рассмеялся, запрокинув голову. — Забавно. Значит, Ник решил разводить цветы на пенсии?
— С чего ты взял, что я говорила о Нике?
— А ты имела в виду кого-то другого?
— Значит, вы знакомы, — констатировала я.
— Более или менее. Но цветы для меня новость. Дорогая, я очень хорошо знаю вашу лавочку, и кто там чего стоит, тоже. И о тебе я знаю все. Больше, чем ты сама о себе знаешь. Шлюха, дрянь, а теперь еще и дура. — Он поднялся и шагнул к двери. — Сладких снов, дорогая.
Я натянула одеяло на голову, надеясь, что таблетки скоро начнут действовать. Хорошую перспективу он нарисовал. А что, он ведь и в этом прав. Начну жить как ни в чем не бывало: слушать Ника, бояться за свою шкуру… И вдруг мне стало смешно. Я даже вслух хихикнула в темноте, еще плохо понимая, что происходит. И тогда поняла. Я больше не боюсь. Ни этого типа за стеной, ни Ника, никого. Ден прав: вряд ли я доживу до старости. Но и это не пугало.
Потом, через много месяцев, я вспомню сегодняшний разговор. И вновь меня поразит, как странно распоряжается нами судьба. Для Дена было бы лучше, оставь он меня висеть в ванной. К сожалению, для меня тоже.
Проснувшись, я опять увидела его. Он спал, сидя в кресле в трех шагах от меня. Должно быть, все-таки подстраховывался, несмотря на свои слова и опасаясь, что моя мелодраматическая выходка может иметь продолжение. Лицо его с приоткрытым ртом казалось очень мирным и чуть глуповатым. «Я могу его сейчас убить», — вдруг подумала я и почувствовала, как вспотели руки и сердце застучало быстрее. Ден проснулся, резко открыл глаза. Несколько секунд мы сидели, впившись взглядом в зрачки друг друга, словно две кошки, которые еще не знают, что делать — пойти рядом, принюхиваясь, или вцепиться в противника. Он нахмурился и спросил неожиданно мягко:
— Как ты?
— Отлично, — ответила я.
— Мы не могли допустить, чтобы его смерть как-то связали… — заговорил Ден и смешался.
Он вел себя странно. Черт знает, что происходило в его голове. Теперь он сидел почти спиной ко мне, и я видела его затылок, и чуть в профиль висок, и ухо, плотно прижатое к черепу. В его облике вновь проступило что-то звериное, мощное, безжалостное. «Он думает обо мне», — решила я. Ден закурил, нахмурился, должно быть, оценивая обстановку. Я точно читала его мысли. Бабам он не доверял и теперь прикидывал, способна ли я поломать ему игру. Он повернулся и успел поймать мой настороженный взгляд.
— Сможешь спуститься вниз? Или сказать, чтобы завтрак принесли сюда?
Каждая лишняя минута, проведенная с ним, представлялась невыносимой. Но когда я оказалась среди людей, ставших уже привычными, вновь услышала разговоры о теракте и бедной Дашеньке, поняла, что долго не выдержу.