Раннее утро, солнце взошло и ослепило своими лучами, нашу небольшую спаленку, где я сладко спал.
Услышав тихий лай пса, я недовольно и с большим усилием открыл глаза, Марины рядом не было. Джерри волнительно сидел посреди комнаты и вопросительно смотрел мне в глаза – какой же сообразительный пес.
Поднявшись с постели, я увидел, что вещи Марины на месте. Она была в ванной. Кажется, что картина, увиденная мной в то утро- случилась только вчера.
Медленно открыв дверь, чтобы не напугать ее, я обомлел и слегка попятился назад.
Она стояла, согнувшись неестественным образом, с силой держась о ванну и тихо рыдала, задыхаясь. Руки, вцепившиеся в кафель, держали оборванные куски ссохшихся от химиотерапии волос. Она медленно подняла на меня глаза- лицо стало белее, а глаза красные, словно залит в них клубничный джем. Вены вздулись от перенапряжения и увидев ее, я с трудом сдержал крик.
В тот день, Марина окончательно потеряла себя. Она потеряла себя, как женщина. Потеряла красоту и уверенность.
Она сползла на пол, прижавшись лицом к исхудавшим коленям, а я прильнул к ней, с теплыми объятьями. Она долго вырывалась, не давая до себя дотронуться и пожелать, но я лишь сильнее обнимал ее болезненное тело, вытирая рукой слезы, струящиеся из глаз, словно дикие водопады.
Она наконец сдалась и позволила себе быть слабой, рядом со мной. Джерри прибежал через минуту, долгое рассматривая нас, он тихо заскулил, положив голову ей на колени.
Она больше не уходила. Не пыталась сбежать или скрыться. Не было больше загадок или тайн. Все было, как на ладони. Единственное, что было- она не позволяла ходить с ней к врачу. Этим занимался ее муж.
Думаю, что он знал обо мне, но любил ее также сильно, как я и был готов делить ее со мной. Я никогда не говорил с ним. Он, лишь подъезжал к моему дому, и она спускалась к нему и после возвращалась. Она стала редким гостем в своем доме.
Марина постепенно слабела. Химия, словно выпивала из нее жизненные силы. Часто, когда я приходил после работы – она мирно спала на диване, с книжкой в руках, а рядом сидел Джерри, ставший ее главным охранником. Пес проводил с ней каждую минуту, когда меня не было.
Порой, когда она сильно уставала, он не позволял мне дотронуться до нее. Грозно рыча и отгоняя меня, он показывал мне, как сильно она измучена.
- Ты боишься меня теперь? – спросила Марина, проведя рукой по лысине.
- А должен? Ты у меня женщина строптивая, но в душе добрая. – шутил я, показывая, как сильно мне наплевать, как теперь она выглядит.
- Ты же понимаешь, о чем я спрашиваю.
- Марин, прошу. Не начинай.
- Ты справишься без меня? – тихо прошептала она, деловитым голосом.
- Я и минуты не хочу обсуждать это. Хватит. – умолял я, понимая, как больно может быть.
- Мы должны об этом поговорить. Ты знаешь исход, знаешь, как все будет. Я хочу знать, справишься ли ты!?
- Справлюсь ли я? Нет, Марина. Нет. – разозлился я.
- Научись жить без меня, милый. Жизнь не должна заканчиваться на смерти строптивых женщин.
- Я уже сказал, что не собираюсь обсуждать это. – произнес я и собрался уйти на кухню, пока не услышал, как она сказала мне в след:
- Я прекращу лечение.
- Что? Что ты сказала?
- Мне не выбраться из этого. Шансов нет. Впереди, только боль.
- Ты не можешь так поступить со мной. – дрожащим голосом, произнес я.
- Это моя жизнь. Я решаю, как поступить.
- Как ты можешь так говорить? Как ты можешь так относится к своей жизни и людям, которые так сильно любят тебя? – кричал и возмущался я.
- Я уже умерла. Как ты это не поймешь?
- Ты дрянь. – произнес я, с силой хлопнув дверью и покинув квартиру.
Я бежал, что есть мочи. Бежал, вытирая рукавом слезы. Они подступали и буквально выдавливали из меня жизнь и силы. Я все продолжал бежать, хватаясь за сердце, которое вот-вот совершит остановку.
Я в очередной раз не смог поступить, как мужчина. Не смог держать в себе накопившуюся боль. Лежа на прогретой за день траве – я захлебывался от собственных слез, вырывая траву с корнем и ударяя себя по лицу.
Вернувшись домой, я понял, что она уехала. Устало плюхнувшись на кровать, я, кажется просидел в ней несколько дней, в полном молчании и одиночестве.
Она вновь пропала. Я знал эту игру, слишком хорошо, чтоб истерично искать ее. Я знал, что она объявится вновь.
Через месяц позвонил ее муж:
- Она просит прийти вас.
Месяц, казалось- не такой большой срок, но не для больного и умирающего. Месяц, для Марины, стал, наверное, целой жизнью, когда она истошно старалась побороть в себе чувство, нарастающего страха и сожаления от окружающих.
В день, когда я получил сообщение от ее мужа, что она ждет меня, я не смог найти в себе силы броситься к ней. Я, впервые испугался увидеть женщину, которую любил, больше жизни.