На следующее утро, я открыл глаза. Ночь выдалась беспокойной и совершенно бессонной. Мирно разглядывая ночное небо и думая о мироздании, предназначении человеческом, я нежно почесывал морду своего пса. Джерри всегда понимал, что происходит, словно считывал мои мысли и эмоции, в ту ночь он тоже не спал. Нервно вздрагивал при каждом шорохе и беспокойно скулил, надеясь, что скоро она появится в дверях и радостно обнимет его, целуя в нос.
- Я тоже этого хотел, дорогой, Джерри.
Медленно и устало, я поднялся с кровати и совершив утренние процедуры, отправился на одинокую прогулку, конечно, если не считать пса- я его не покидал.
Расхаживая по любимому парку, где месяц назад захлебывался от слез, лежа на траве, я вдруг по-настоящему ощутил, как сильно мне не хватало ее.
В этом месяце, я часто мечтал о том, что было бы проще, если бы мы продолжали молча смотреть друг на друга в кафе, чем проходить сейчас все это- осознанно и так болезненно.
Я думал о том, что в какой-то момент, она бы навсегда исчезла, и я бы долго гадал почему и в конце, концов- обрел бы покой и забыл эту женщину. Сейчас же гадать нужды не было- она умирала, словно, как на ладони.
Усевшись на укромной и весьма отдаленной скамье, я наконец расслабился и отпустил Джерри гулять, но он плюхнулся у моих ног, продолжая жалобно скулить.
- Мы справимся, дружок. – теребя его за ухо, приговаривал я, не понимая, говорю ли я, это ему или все же себе.
- Извините, у вас свободно? – послышался голос молодой девушки, желающей присесть рядом.
- Да, конечно. Присаживайся. – ответил я, сразу перейдя на ты.
- У вас чудесный пес. – льстиво заявила она, явно заметив меня еще с другого конца парка.
- Благодарю. Ты тоже очень красивая. – произнес я, решив сделать ей комплимент.
В ту же секунду, пес поднялся на лапы и грозно зарычал в мою сторону, будто спрашивал меня:
- Что ты творишь?
Мы проболтали с Ангелиной еще несколько минут, обменявшись номерами телефона и Джерри утащил меня, недовольно гавкая девушке в лицо.
Наступило время, когда я должен был отправиться к Марине.
Доехав на такси, к шикарному дому за городом, я сразу почувствовал, как ненатуральна была эта изысканность и идеальность.
Аккуратно позвонившись в домофон, мне открылись ворота, и я прошел на огромную территорию, где посреди стоял шикарный дом, казалось на первый взгляд- напичканный, всем самым дорогим и буржуазным.
- Здравствуйте. – открыл мне дверь ее муж. Когда я видел его в парке, тогда, вместе с ней, он, словно был моложе лет на 10. Казалось, что из человека высосали всю энергию и он, буквально из последних сил стоит на ногах.
Он мирно, или скорее, даже устало, протянул мне руку и провел в небольшой коридор, остановившись перед дверью.
Там был е ребенок. Он посмотрел на меня так, словно был взрослым и все понимал, но из-за большой любви и уважения к матери- смог принять меня.
Ее муж и ребенок, вышли в огромный сад, где я пару минут наблюдал за ними через огромные панорамные окна их дома.
Я долго не решался зайти. Прислонившись лицом к двери, яро почувствовал, как из комнаты пахнет лекарствами и болью.
Запах боли смешался с медикаментами и буквально оттолкнул меня на пару метров, я испугался, все не мог набраться смелости.
Наконец зайдя в комнату, я увидел набольшую занавеску, разделяющую часть спальни и небольшого туалетного столика.
Теплый ветер гулял по комнате, создавая волны на белоснежной ткани, висевшей на кровати и словно, по судьбе, разделяющей меня от нее.
Медленно шагая по комнате и все отчаянно старясь разглядеть ее, я слегка запнулся, от чего послышался неприятный звук половиц.
Она медленно повернула голову. Поворот, быль таким неестественным, что я на пару секунд прекратил шагать и лишь стоял, наблюдая за ее расплывчатым лицом.
Наконец, я достиг белого полотна и медленно откинул его. В тот миг я, кажется погиб.
Широко раскрытыми глазами и буквально с открытым ртом, я смотрел на эту женщину. Она больше не была Мариной, она больше не была собой. Исхудавшая и безжизненная, она лежала в кровати, усыпанной различными приборами и тяжело дышала. Лицо, словно поменяло форму и искривилось от пронизывающей и мучащей боли.
Кроме глаз, не осталось- ничего. Пустой, умирающий сосуд, с трудом дышащий и открывающий глаза. Казалось, что я смотрю на мумию.
Я все рассматривал ее с ног до головы, а мои горячие слезы падали на ее белоснежное одеяло, я не мог сдерживать себя. Я выбежал из комнаты и повалился на пол, посреди коридора. Схватившись за ноги, я качался из стороны, в сторону, громко рыдая и не находя себе места.