- Ты будешь молчать всю дорогу? – спросила она, с некой раздражённостью.
Я не ответил. Не знал, что сказать. У меня не было слов, не было чувств, только боль. Боль была: прожигающей и предательской.
«Почему она не сказала, что больна?» - все думал я, прижавшись теплой щекой к холодному стеклу.
- А что ты хотел? Чтобы я вылила на тебя все это? Чтобы плакала, показывая, как несчастна? – снова заговорила она, словно ведя диалог со мной.
- Я очень устал. – лишь на это хватило моих сил.
Марина довезла меня до дома, и я мирно поплелся в свою квартирку, даже не обернувшись, хотя точно знал, что она отстраненно стояла и смотрела мне в след, ожидая, что я вернусь, но я не вернулся.
Придя домой, я наконец ощутил свободу: я кричал, плакал и снова кричал, круша кулаками все, что попадалось под руку, пока не наткнулся на разбитую вазу, что когда-то всем сердцем любила бабушка. Я несколько секунд смотрел на осколки давно покинувшего меня прошлого и сев на колени, вдруг понял, как несчастен стал, когда вырос.
Я чувствовал себя брошенным ребенком все детство и это чувство не покидало меня и во взрослой жизни. Возможно, моя любовь к Марине, в чем-то стала похожа на любовь к холодной матери, не дающей мне любви и лa.ски.
В тот день, я кажется осознал всю свою жизнь. Любовь всей моей жизни – никогда не полюбит меня так, как я ее; семьи нет – я один в целом мире.
Я не появлялся на работе целый месяц, мог себе позволить такие вольности. А даже, если бы и не мог -мне было бы все равно, что со мной будет.
За этот месяц мало, что случилось. Марина не появлялась, собственно, как и я, но часть моего сердца, все равно ждала ее.
Я завел себе пса- Джерри. Нашел его на улице и вот так просто, без раздумий – забрал. В его глазах я почему-то видел свое отражение: глубокие, любящие, но такие одинокие глаза.
Мы сразу подружились, и он стал моим самым верным и единственным другом во всем мире. Я часто прогуливался в парке, а после приходил домой, где меня ждал Джерри и ложился с ним спать. В обнимку, под его мирные и ласковые сопенья. Он помогал мне оставаться в этом мире.
Однажды, когда я в очередной раз решил взвеситься, увидел ошеломляющую цифру. За время, пока я не видел Марину - я похудел на 12 килограмм. Я стал отвратительным сам себе, перестал смотреться в зеркало. Перестал ощущать себя живым.
Наступила зима.
В дверь позвонили:
- Ты сумма сошел не ходить на работу столько времени? – с порога заявила Марина.
Я сразу заметил множество косметики, что обычно она не использовала и неестественно хорошее настроение.
Она, словно теплый весенний ветерок промчалась в мою квартиру, позабыв обо всем, что случилось. Весна зашла в зиму. Я молча пронаблюдал за ее появлением и также молча закрыл дверь, когда она умчалась в спальню.
Зайдя в комнату, я устало облокотился о дверь и смотрел, как она играет с псом, громко смеясь.
Впервые мы с Джерри – расцвели. Я улыбался через боль, но улыбался. Казалось, что и пес, был весьма озадачен появлением нового человека в жизни.
- Боже мой, вот денег целая гора, а окна поменять не удосужился. У тебя льдом все покроется скоро. – развалившись в дорогой белой шубе, радостно шутила она.
Я продолжал молчать. Не отводя глаз, я присел на край старенького дивана и внимательно рассматривал ее, понимая, как сильно завишу, но так сильно люблю.
- Так, сейчас мы твои окна, как заклеим. Честное слово, тебе не холодно, а может песик замерз. Я не знала, что у тебя собака. Как зовут? – теребя пса и радостно чмокая его в довольный, мокрый нос, она заваливала меня вопросами.
- Джерри. –устало ответил я, медленно переводя взгляд, то на Марину, то на любимого пса.
- О Боже, свершилось чудо, он заговорил. – показательно раскинув руками, произнесла она.
Марина сняла шубу, небрежно кинув ее в коридор, словно она ничего не стоила для нее и уже болтала с Джерри на кухне, ища, чем можно закрыть щель в окне.
Она болтала, как никогда. От загадочности и некой вальяжности- не осталось ничего. Мне казалось, что она помолодела: нелепый, яркий макияж, много лишних разговоров и подвижность, казалось, что она молода душой и все в этом роде, но я знал правду- она уми.рaла.
Через десять секунд, она стояла на табуретке, громко на меня ругаясь и стараясь закрыть огромную щель, Джерри звонко лаял от ажиотажа и вертелся вокруг старенькой табуретки, переживая за Марину, стоящую на самых носочках.
Я медленно подошел к ней и мягко, взяв ее за талию- спустил с табуретки на пол. Обнял ее- робко, словно спрашивая разрешения. Мы обнимались, словно встретились впервые. Я чувствовал, как она боится быть уязвимой.
Я чувствовал, как болит мое сердце и душа, как тяжело мне обнимать эту женщину. Я медленно сползал на колени, прижавшись лицом к ее животу и снова, как последний слабак- не мог сдержать слез. Я пытался надышаться ее запахом, пытался запомнить каждое ощущение и все не мог расслабить руки и отпустить ее.