Ирина немного подумала и ответила:
– Обещаю.
– Речь идет о спасении жизни… – Динко понизил голос и говорил почти шепотом. – У нас дома, в деревне, лежит девушка со сломанной рукой… В очень тяжелом состоянии. Высокая температура, бредит… Рука отекла и посинела.
– Почему ты не обратишься к участковому врачу?
– Потому что он фашист, а девушку разыскивает полиция. Он сразу же выдаст ее.
Ирина вздрогнула.
– Так вот в чем дело? – с иронией бросила она. – Значит, вы и в деревне баламутите парод!.. Что это за девушка?
– Лила.
Ирина задумалась. Динко пристально наблюдал за пей.
– Значит, ты хочешь, чтобы я спасала своих врагов – тех, что убили отца?… – сказала она, немного помолчав. – Так?
– Сейчас не время спорить об этом! – Динко гневно повысил голос. – Тебя просят оказать помощь раненой! Поможешь или пет?
– Обязана помочь, – проговорила Ирина с горькой усмешкой.
– Будет верхом подлости, если потом ты ее выдашь.
Ирина засмеялась холодным, невеселым смехом.
– Ты считаешь меня моральным выродком, не так ли? – спросила она.
– Нет! – Голос Динко был по-прежнему тверд. – Потому я и обращаюсь к тебе, что не считаю тебя выродком.
– Спасибо! – Горькая усмешка не сходила с ее губ. – Попытаюсь сделать все, что могу.
– Завтра утром я заеду за тобой на двуколке.
– Ладно. Приезжай.
Динко встал и собрался уходить, но Ирина остановила его.
– Тебе, наверное, хочется поговорить со мной еще о чем-то? – со злой иронией спросила она.
– Незачем, – ответил он. – Все ясно и для нас, и для соседей, и для тебя.
– А я хочу, чтобы стало еще ясней.
Ирина протянула ему свой портсигар, наполненный экспортными сигаретами с золочеными мундштуками. Динко хмуро уставился на серебряную безделушку, украшенную рубинами, и не взял сигареты.
– Ну да! Это от него, – с раздражением сказала Ирина. – Хороший подарок, правда?
– Хороший и дорогой, – равнодушно согласился Динко, закуривая собственную сигарету.
Наступило молчание, и тут Ирина почувствовала, что он сейчас выскажется начистоту. И она была благодарна ему за это.
– Послушай, – начал Динко спокойным тоном, который неприятно удивил и даже несколько уязвил Ирину. – Из всех родственников только я один могу тебя понять. Покойный дядя и тот не понимал тебя. Он был человек честный, но скованный мещанскими предрассудками своей среды… Это тебя тяготило, правда?
– Да, – ответила она тихо.
– А ты уверена, что я могу тебя понять?
– Не совсем.
– Тогда допустим хотя бы, что я искренне стремлюсь к этому.
– Допустим, – сказала она равнодушно.
Он хмуро взглянул на ее смуглую нежную руку, золотые часы, ногти, покрытые темно-красным лаком. На позолоченном кончике ее сигареты осталось пятнышко от губной помады. Ничто так очевидно не выдавало отчужденности Ирины от семьи, как эта изящная, выхоленная рука. И все же это была рука девушки из народа. Об этом напоминали и широкая кисть, и крепкие мускулы предплечья.
– Ну что же, допустим!.. – Он горько улыбнулся. – В таком случае я мог бы задать тебе несколько вопросов, и ты не подумаешь, что я вмешиваюсь в твои личные дела или навязываюсь тебе в опекуны?
– В опекуны? – повторила она, как безразличное эхо. – На это ты не имеешь права… С какой стати?
– Разумеется. Я говорю с тобой просто как друг… Или как представитель семьи, если тебя коробит слово «друг».
– Нет, не коробит… – Ирина потушила сигарету. – Что именно тебе хочется узнать?
– Совсем не то, что ты думаешь. Меня не интересует формальная сторона дела.
– Очень хорошо! – В ее голосе прозвучала сдержанная признательность. – Я пока не могу выйти замуж за Бориса.
– Не в этом дело, не важно, выйдешь ты за него пли нет.
Ирина удивленно взглянула на него. Умные зеленые глаза Динко, не мигая, смотрели на нее в упор. Они излучали спокойный, ясный свет, который помогал ей говорить откровенно.
– Тогда в чем дело? – мягко спросила она. – Ты ошибаешься, если думаешь, что я получаю от него кучу денег… Я не отказываюсь лишь от того, что мне необходимо, чтобы вращаться в его среде.
– Это тоже не имеет значения, – заметил он, к еще большему ее удивлению. – Гораздо важнее самой во всем давать себе отчет. Гораздо важнее, чтобы ты знала, что именно ты любишь: самого Бориса или его мир?
– Могу ответить сразу. Я люблю только Бориса.
– А мне кажется, что ты его уже не любишь, – продолжал Динко задумчиво. – Ты не могла бы любить человека, который бросил тебя как тряпку, чтобы жениться на Марии и прибрать к рукам «Никотиану». Ты помнишь, в каком состоянии ты была тогда? Неужели ты это забыла?