Она повернула голову и засмеялась. Павел, не моргнув, выдержал ее взгляд. Ирина с горечью заметила, что в его глазах по-прежнему сквозит недоверие.
– Поживем – увидим, – промолвил он.
Они поднялись наверх и вошли в спальню Ирины. Это была просторная, светлая комната, самая удобная во всей вилле. Окна ее выходили в лес, маленькая дверь вела в ванную, в глубине стояла двуспальная кровать. Павел поморщился, так неприятно подействовало на пего благоухание духов «Л'ориган», кровать, блеск мебели, позолоченные рамы зеркал и бессмысленная роскошь безделушек. Ирина вынула из своей сумочки паспорт и небрежно бросила его на круглый столик, стоявший посреди комнаты.
– Вот мой паспорт! – сказала она.
Павел взял и медленно открыл паспорт. Острые глаза его остановились на фотографии, пробежали по имени, дате рождения, профессии. Какая-то жилка дрогнула у него на щеке. Он взглянул на Ирину и спросил изменившимся голосом:
– Значит ты… вы врач?
– Не надо «вы». Мы начали на «ты».
– Хорошо, – пробормотал он. – Надеюсь, что ты меня простишь.
– За что?
– За те глупости, которые я только что наболтал. Я принял тебя за женщину легкого поведения.
Наступило молчание. Но вскоре Ирина нашла в себе силу сказать:
– Ты не ошибся. Я содержанка твоего брата.
Но Павел не обратил внимания на ее слова и продолжал перелистывать паспорт. Улыбка медленно сбежала о его лица, и он нахмурился.
– Ты часто ездишь в Германию, – сказал он.
– Да.
– Похоже, что гестапо считает тебя своим человеком.
– Почему тебе так кажется? – равнодушно спросила Ирина.
– По одной печати, которую немцы ставят только па документах своих людей. Вижу и подпись пресловутой Дитрих.
– Как видно, ты хорошо разбираешься в паспортах… Эта подпись стоит сто тысяч левов и спасает от нудной беготни по немецким канцеляриям. Впрочем, так же заверены паспорта всех тех, кто работает с Германским папиросным концерном.
– Ты хочешь сказать, что эту печать тебе поставили только для удобства?
– А для чего же еще? – удивленно спросила Ирина.
Павел умолк и положил паспорт на стол. Лицо его было по-прежнему озабочено. Ирина с огорчением заметила, что его недоверие к ней возросло.
– Сойдем вниз, – сухо предложил он.
– Как угодно, – согласилась она.
Они спустились вниз, но не остались в холле, а прошли в столовую, окна которой тоже выходили в лес. Не говоря ни слова, Павел открыл все окна, затем погасил люстру, так что столовая освещалась теперь только светом ламп, горевших в холле.
– Ты ужинал? – спросила Ирина, когда они уселись за стол и молча закурили.
– Да. Нашел в холодильнике кое-какие деликатесы, которых в продаже не бывает… Хорошо подкрепился.
– Вот видишь!.. Неплохо иметь брата-миллионера. Может быть, выпьешь чего-нибудь?
– Нет, – отказался Павел.
– А я не прочь выпить, – проговорила Ирина.
Она подошла к буфету и в полутьме начала перебирать бутылки. Но бутылок было такое множество, что она не знала, па какой остановить свой выбор.
– Тебе что больше нравится? – спросила она, разглядывая этикетки. – Есть греческий коньяк, анисовка, сливянка и вина разных сортов… Ах, вспомнила, ты ведь любишь испанские вина!
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты был в Испании… Во время гражданской войны.
– Кто тебе сказал?
– Борис.
– Ты, оказывается, много знаешь обо мне.
– Да, больше, чем нужно, – рассмеялась Ирина.
Она поставила на стол два стакана и бутылку какого-то французского вина – часто гостивший здесь Лихтенфельд давно уже выпил все испанские. Не дожидаясь, пока ее собеседник догадается откупорить бутылку, Ирина сделала это сама и, еще более уязвленная его недоверием, налила вино в стаканы.
– Выпьем! – сказала она с усмешкой. – За наше знакомство.
Павел даже не прикоснулся к стакану и только сказал:
– Пить я не буду. Голова у меня должна быть ясной.
– Почему? – спросила Ирина сердито. – Опасность почуял?
– Может быть, да.
– Успокойся! Ведь револьвер у тебя в кармане.
Она негромко рассмеялась. Ей стало ясно, что она не в силах рассеять его оскорбительное недоверие; остается только уйти в свою комнату. Но она не поняла, что этому виной и ее заверенный паспорт и многое другое. Она быстро поднялась с места, а он схватился за карман, в котором лежал револьвер.
– Куда ты? – спросил он сурово.
– В свою комнату.
– Сиди здесь!
– Что это значит?
– Приказ. Пока я тут, будь у меня на глазах.
– О!.. – с болью простонала опа.
Но он, не обратив внимания на ее стоп, подошел к телефону и сильным рывком оборвал провод.