Ева молча кивнула.
— Когда?
— Сразу после…
Ей было незачем что-либо добавлять. Послышался шепот. Казалось, голоса не осмеливаются звучать громко, чтобы не вспугнуть дичь или не разбудить призраков.
— Ты не видела… — начала Хелена.
— Кого-нибудь? — закончила Дженис.
— Что-нибудь? — пробормотал дядя Бен.
Сидя в углу, где никто его не замечал, подпирая кулаком подбородок и не сводя глаз с Евы Нил, Дермот напряженно размышлял о том, что может скрываться за ее сбивчивой, неубедительной историей.
Аналитическая сторона его ума составляла психологическую характеристику Евы. Обладает развитым воображением. Легко внушаема. Доброжелательна и великодушна — возможно, в ущерб собственному благу. Беззаветно предана любому, кто проявил к ней доброту. Да, такая женщина могла совершить убийство при достаточно эффективном стимуле. Эта беспокойная мысль болезненно пробивала броню, в которую Дермот за двадцать лет сумел заковать собственные эмоции.
Он наблюдал за Евой, сидящей в большом коричневом кресле, отмечая пальцы, время от времени стискивающие подлокотники, тонкие черты лица, плотно сжатые губы и подергивающуюся на шее жилку, морщинку на лбу — средоточие терзающих ее вопросов, серые глаза, взгляд которых мечется от Тоби к Дженис, от Дженис к Хелене и дяде Бену и снова к Тоби.
«Эта женщина собирается солгать», — подумал Дермот.
— Нет! — вскрикнула Ева, напрягшись всем телом. — Мы не видели никого и ничего.
— «Мы!» — Тоби стукнул кулаком по каминной полке. — «Мы» ничего не видели!
Месье Горон взглядом велел ему умолкнуть.
— Тем не менее, — продолжал он с угрожающей вежливостью, — похоже на то, что мадам должна была что-то видеть. Сэр Морис был мертв?
— Да.
— Вы четко его разглядели?
— Да.
— Тогда откуда мадам знает, — вежливо осведомился префект, — что это было «сразу после» того, как его убили?
— Конечно, я этого не знаю, — ответила Ева после небольшой паузы. Ее серые глаза устремились на месье Горона, а грудь медленно поднималась и опускалась. — Я только предполагаю, что это было так.
— Продолжайте, пожалуйста. — Префект щелкнул пальцами.
— Бедная Хелена вошла в кабинет и начала кричать. На сей раз я твердо приказала Неду уйти.
— Вот как? Раньше мадам делала это не твердо?
— Твердо. Но теперь положение стало серьезным, и он понял, что должен подчиниться. Перед его уходом я забрала у него ключ и положила в карман пижамы. По пути вниз он… — Казалось, Ева сознавала всю абсурдность того, что собиралась сказать. — По пути вниз он споткнулся на лестнице и разбил нос.
— Разбил нос? — переспросил месье Горон.
— Да. Нос сильно кровоточил. Я прикоснулась к Неду, поэтому кровь попала мне на руку и брызнула на одежду. Кровь, из-за которой вы так суетитесь, в действительности принадлежала Неду Этвуду.
— В самом деле, мадам?
— Зачем спрашивать меня? Спросите Неда. Каким бы он ни был, ему хватит совести подтвердить каждое мое слово, раз вы поставили меня в такое положение.
— Бы так думаете, мадам?
Ева снова кивнула и окинула присутствующих быстрым умоляющим взглядом. Обаяние этой женщины начинало препятствовать беспристрастным суждениям Дермота Кинросса. Такое казалось сверхъестественным, поскольку не происходило с ним ни разу в жизни. И все же разум подсказывал ему, что Ева — за исключением одного пункта, где она колебалась, — говорит правду.
— Вы утверждаете, — продолжал префект, — что месье Этвуд «споткнулся на лестнице и разбил нос». А других повреждений у него не было?
— Других повреждений? Не понимаю.
— Например, не повредил ли он себе голову?
Ева нахмурилась:
— Не знаю. Мог повредить. Лестница высокая и крутая, а он скатился по ней почти с самого верху. В темноте я не видела, что произошло. Но кровь шла у него из носу.
Месье Горон улыбнулся, словно ожидая этого:
— Продолжайте, дорогая мадам.
— Я выпустила его через заднюю дверь…
— Почему через заднюю?
— Потому что на улице было полно полицейских. Нед ушел, и тогда это случилось. В задней двери моего дома пружинный замок. Когда я стояла там, ветер захлопнул дверь, и я не могла вернуться в дом.
После краткой паузы, во время которой члены семьи Лоз медленно переглянулись, Хелена заговорила с мягким упреком:
— Должно быть, дорогая, ты ошиблась. Твою дверь захлопнул ветер? Неужели ты не помнишь?
— Всю ту ночь ветра не было, — вмешалась Дженис. — Мы говорили об этом, когда возвращались из театра.