Седой как лунь коренастый сириец набросился на Варду, когда тот почти залез на стену. Пришлось загородиться щитом, спасаясь от тяжелых ударов топора. Отступить. Лицо врага было страшным — глаза лезли из орбит, а рот рвался от крика. Сила и ненависть, умноженные на отчаяние. Подоспел Или, изо всей силы ударил копьем, но неудачно, древко попало в расщелину и так и осталось в стене. А враг, на беду, оказался проворен и сметлив. Увидев, что новобранец растерялся и стоит перед ним беспомощный, сириец просто столкнул его плечом вниз. Ассириец полетел назад спиной, в воздухе потерял шлем, а упав, размозжил голову о камни.
Варда рассвирепел. Обрушил на врага всю свою ярость. Сириец выронил топор, вынужден был взяться за меч. Зазвенела сталь, посыпались искры. Однако эта ожесточенная схватка продолжалась всего с минуту. Сначала один ассириец вырос справа, затем двое — слева, и три копья одновременно пронзили человеческое тело с трех сторон.
Шимшон вывел свою сотню в городской квартал, прилегавший к участку стены, где появился пролом, и перекрыл одну из улиц несколькими шеренгами копейщиков. Построились. Приготовились к бою. Заслонились огромными щитами. Три десятка солдат остались в резерве.
Можно было передохнуть. Шимшон присел на каменный парапет. Ноги гудели от усталости. Когда такое еще было? Раньше он совершал переходы по сорок километров в день, не обращая ни на что внимания, а тут сдулся после небольшой прогулки…
«Стареешь, брат…» — подумал он.
За спиной послышался голос Таба-Ашшура:
— Не верится, что у нас все так легко получилось? Потери есть, сотник?
— Один. Наш везунчик, — ответил Шимшон.
— Или?.. Ну, значит, не такой уж он и везунчик.
— И не говори, — закивал сотник. — Варду моего спас. Остальные, если даже раненые, то легко. А что у других?
— Семерых потеряли, на весь кисир… Теперь ждем. Я уже выслал гонца, что мы в городе.
Подошел Варда, потягивая вино из амфоры.
— Это еще откуда? — возмутился отец.
— Из соседнего дома. Чего зря добру пропадать.
— Не лучшее время, десятник, — покачал головой Таба-Ашшур.
— Да тут всего-то пару глотков, — оправдывался Варда.
Запрокинув голову, он, очевидно, вознамерился добраться до того содержимого, что покоилось на самом дне сосуда.
— Пьяница, — проворчал Шимшон, брезгливо отворачиваясь от сына.
Рядом внезапно просвистела стрела. Следом — другая. А третья, явившаяся из молочного тумана, прошила Варде горло.
Он замер — слабеющие руки выпустили амфору — пошатнулся, растерянно посмотрел на окаменевшего отца, на своих товарищей, — алая кровь заливала шею, капала на грудь, — взглянул на небо, откуда прилетела смерть, и вдруг увидел, как она приближается снова.
На ассирийцев обрушились сотни и сотни стрел…
3
За пять месяцев до начала восстания.
Ассирия. Провинция Гургум. Город Маркасу
В конце месяца кислим в Маркасу объявился Табшар-Ашшур. Он тайным образом пробрался в город, встретился с уважаемыми людьми, интересовался у них настроениями среди местной знати, а также тем, как часто во дворце упоминается имя Ашшур-аха-иддина или его матери царицы Закуту. Набу-аххе-буллит, наместник Маркасу, проведал обо всем этом, когда Табшар-Ашшура уже и след простыл. Встревожился.
Затем, в первых числах месяца тебет, серым нескончаемым дождливым днем в Маркасу неожиданно прибыли глашатай Шульмубэл и раббилум Мар-Априм. Набу-аххе-буллит обедал, когда ему сообщили об этой новости, и едва не поперхнулся куском мяса, судорожно потянулся за кубком с вином. Если тебя навещают первые лица государства без видимых на то причин, поневоле возьмет оторопь. Однако ж, переборов страх, он принял дорогих гостей как подобает, самолично встретил их у входа во дворец, облобызал обоих и, обнимая, словно старых друзей, повел в свои покои, наводящими вопросами пытаясь выяснить, что стоит за этим визитом. Мар-Априм отшучивался, говорил о местных красотках и замечательном вине, о котором дошла слава до самой Ниневии. Шульмубэл важно и многозначительно отмалчивался.
— Дам вам отдохнуть, а за ужином поговорим о делах, — смирился великодушный хозяин.
Как только за гостями закрылись двери отведенных для них комнат, Набу-аххе-буллит перестал улыбаться и позвал начальника своей стражи:
— Охрану удвоить. Гостей никуда без присмотра не пускать. Всех, кто к ним пожалует, потом доставить ко мне немедля. Спать буду — разбудить!..