По лицу Риддла пробегает лёгкая тень. Он смотрит с сожалением.
— Ты не представляешь, о чём просишь.
— Я прошу о большем. Я хочу… Я хочу всё.
— А ты думал о последствиях? — тихо спрашивает Риддл, внимательно изучая его лицо.
У Гарри мелькает нехорошая догадка, но он не хочет об этом даже думать. Теперь, когда всё, чего он жаждет, находится от него на расстоянии вытянутой руки, на всё остальное ему уже плевать.
— Меня не волнуют последствия, — отвечает он.
— Только если ты не собираешься провести остаток жизни в палате для умалишённых, — скалится Риддл. — Ты теряешь контроль от простого прикосновения, — он проводит кончиками прохладных пальцев по его разгорячённой щеке, и Гарри, не в силах сдержаться, прижимается лицом к его ладони, ощущая гуляющие по телу электрические разряды. — Как ты думаешь, что станет с тобой, если?..
Он убирает руку, и Гарри не без труда возвращается в действительность, понимая, что слова, сказанные Риддлом, имеют какой-то недобрый смысл.
— Гриндевальд позволил магии поглотить себя, — туманно вспоминает он. — Со мной будет то же самое?
— Хуже.
— Но вы ведь сами сказали: если я попрошу…
— Ты можешь попросить, — кивает Риддл. — И я не стану тебя отталкивать. Всё будет так, как ты захочешь. Но выбор остаётся за тобой.
Гарри досадливо выдыхает и закрывает глаза. То, что уже почти лежало у него в руках, утекает подобно песчинкам в песочных часах.
— Значит, — медленно начинает он, так и не открыв глаз, — одна ночь взамен на рассудок.
Он тяжело вздыхает, пытаясь о чём-то думать, хотя и так уже прекрасно всё понимает. Сейчас, находясь на этой тонкой грани, он готов на всё. Он готов отдать ему себя целиком, своё тело, свою магию, даже свою душу. Но разум — слишком дорогая плата за собственный каприз. Это то, чего он лишать себя не имеет права.
Когда он приподнимает веки, Риддл по-прежнему смотрит на него с лёгким прищуром.
— Что ж, — говорит Гарри, смиряясь с проигранным поединком, но не войной. — Если я не могу получить большего, буду брать то, что в силах взять.
Он подаётся вперёд и уверенно накрывает губы Риддла своими. В поцелуе нет лёгкости, нежности, но нет и страсти, ненасытного безумия. Наоборот. Гарри целует спокойно, твёрдо и методично, сцеловывая с тонких губ всё, чего он жаждал, всё, что принадлежит ему по праву и что он намеревался забрать. Риддл отвечает на поцелуй, но безо всякой инициативы, не предлагая, а давая возможность ему самому взять то, что он хочет. Но Гарри этого мало. Он не может допустить, чтобы и на этот раз всё закончилось так быстро.
Он прижимается вплотную, углубляет поцелуй, становится настойчивее и требовательнее. И с бешеным ощущением эйфории чувствует, что ему отвечают, ему отдаются. Враз слетают все ненужные сомнения и страхи. Гарри не думает уже ни о чём. Он жадно вдыхает каждый вдох, превращая в собственный выдох. Пальцы сами тянутся к бледной коже на шее, нащупывают тонкую пульсирующую венку, живую и настоящую, которая неистово бьётся в такт неровному дыханию, доказывая, что в этом обманчиво молодом теле действительно бурлит жизнь.
Риддл кладёт руку на его спину и скользит ладонью вниз, притягивая его к себе ещё сильнее, и Гарри не может сдержать тихого стона. Так кружится голова, что он уже плохо понимает, что творится. Всё это, кажется, происходит в другом мире, где нет ничего, кроме них двоих и небольшой открытой площадки. Нет Ордена, Пожирателей, нет ни Рона, ни Гермионы, нет войны, нет вообще ничего. И Гарри намерен задержаться в этом мире так долго, насколько его хватит.
Он уже неконтролируемо протягивает руку и ныряет ей под складки лёгкой мантии, касается неровно вздымающейся груди, проводит по животу и незамедлительно получает ответные прикосновения. Ему хочется слиться с Риддлом, раствориться в нём, на какой-то миг ему кажется, что он даже становится им. Лавина магии толчками гуляет по его телу, в ушах звенит. Он совершенно не чувствует, когда нужно остановиться, он уже пересёк черту, когда был в состоянии это сделать. Но, к счастью, это чувствует Риддл.
Он отстраняется. Не сразу, не спеша. Давая вдохнуть последние глотки его кислорода, сцеловать последние капли магии с его губ. Но по-прежнему не отпускает. Гарри с огромным усилием и неохотой даёт разорвать поцелуй и ещё какое-то время стоит без движений, боясь открыть глаза.
Наконец он немного успокаивается и чувствует себя достаточно вернувшимся оттуда, чтобы снова начать соображать. Вскоре он решается посмотреть на Риддла. Лицо того удивительно спокойное, только в глазах поселился живой блеск. Гарри не двигается, не говорит ни слова — просто стоит и смотрит, ловит последние секунды. Отчего-то ему кажется, что стоит заговорить или даже вздохнуть, он тут же спугнёт что-то, повисшее между ними. Что-то особенное, но очень хрупкое. Он старается не моргать, чтобы даже на короткий миг не потерять из виду бледное лицо и этот взгляд, дарованный только ему одному.