Даже мозоли его стерлись, и шел Петрика из Европы в Молдавию три с половиной года, оставляя за собой на карте Европы кровавые следы босых ног молдаванина…
Его избили и ограбили на румынской границе — что удивило самого Петрику, потому что воровать у него было нечего, — и напоили чаем на венгерской. Угостили шоколадкой на бельгийской и дали помидор с рисом на португальской. Накормили на словацкой и дали пинка на украинской. И лишь на молдавской границе с Петрикой ничего не сделали, потому что она была пуста. Петрика глазам своим не поверил, когда увидел Прут, рядом с которым на дереве болтался повешенный, на котором, в свою очередь, болталась табличка «Река Прут. Судоходная».
Мать–река, — сказал Петрика и заплакал.
Судя по надрезам на руке, которые Петрика делал каждый день, чтобы знать, сколько дней прошло, с начала его путешествия прошло три с половиной года. Вся рука Петрики представляла поэтому собой незаживающую рану.
Ты кто?! — вдруг выкрикнули откуда–то из–под земли.
Я Петрика, — сказал Петрика.
А в глобальном смысле? — спросили из–под земли.
Аз есмь человек, — сказал, подумав, Петрика.
Тогда плати, — радостно сказал голос из–под земли.
После чего дерн под ногами Петрики зашевелился, и нарушитель границы увидел, что стоит прямо на землянке, откуда вылез оборванный довольный пограничник с автоматом и в набедренной повязке. На животе у него был вытатуирован герб Молдавии.
Ты кто? — спросил Петрика, хотя и так все было понятно.
Пограничный контроль, ваши документы, — козырнул к непокрытой голове пограничник.
Вы что же, всех здесь останавливаете? — спросил Петрика.
Нет, — сказал пограничник откровенно, — только тех, кто слабее.
Если кто сильнее, их больше или они вооружены лучше, то мы прячемся, — признался пограничник.
Хотя не всегда и не все успевают спрятаться, — сказал он, глядя на повешенного.
Ну так где документы, нелегал? — спросил он.
Нет у меня документов, — сказал Петрика.
Я на Родину иду, в Молдавию… — добавил он.
Отсмеявшись, пограничник сказал:
Значит, нарушитель границы, идет в Европу, пытается еще и обмануть сотрудника погранвойск, заливает, будто направляется в Молдавию, хотя это полный бред…
Истину говорю, — перекрестился по старинке четырехконечным знамением Петрика, за что получил прикладом под дых.
Значит так, — решил пограничник, — будешь нашим рабом, посадим тебя в зиндан, будешь обстирывать погранзаставу, картошку нам копать, а через год мы тебя отпустим, как искупившего вину.
А где же все остальные на заставе? — спросил Петрика.
Ушли в налет на село по соседству, — пояснил пограничник и спросил, — а тебя бусы есть, если ты и правда из Европы…
Бусы вам, — сказал Петрика, чувствуя, как гнев застит ему глаза.
Кровопийцы народные, — сказал он, сжимая в кармане чудом уцелевшие пластмассовые бусы, сохраненные для Родики.
Ты мне но–но, — сказал пограничник, подняв автомат, и только тут Петрика заметил, что это муляж…
… похлопав по ноге покачивавшегося рядом со старым повешенным нового покойника, Петрика задумчиво поглядел на Прут.
Здравствуй, река–матушка, — сказал он негромко, разделся, и попробовал ногой воду.
Здравствуй, Прут–батюшка, — добавил он, входя в течение.
Прими сына своего, молдавская сыра–земля, — попросил Петрика и поплыл.
Участок реки на границе был узкий, метров пятьдесят, но течение здесь издавна было скорым и сильным, так что Петрика плыл долго. Уж и не надеялся, что спасется, потому что много водных ям было здесь из–за бомбежек дна во время шестой пограничной румыно–молдавской войны, но повезло. Мост через Прут давно уже был разрушен…
Петрика, выйдя на землю Молдавии, поднял руки и возблагодарил Бога.
Благодарю тебя, Господи, за то, что я попал на Родину, — думал он.
И Прут тек мимо него стремительно и вечно.
Вот первый молдаванин, который благодарит меня из–за встречи с Родиной, — подумал Бог.
Надо вознаградить его за это, — решил Бог.
Петрика же, обсохнув на ветру, продолжил путь, чтобы разыскать Родику и их сына.