— Я скажу, — Ахмад был серьезен и чуточку печален. — Я не хочу обкрадывать своих родственников.
Мы непонимающе глядели на него.
Старик пояснил.
— Я уехал из дома зрелым мужчиной, полным сил. Это то, что я увез от них. Теперь привезу им старость и скорые болезни. Справедливо ли это? Полагаю, что нет. Это, во-первых. Во-вторых, я ничего не сделал, чтобы поставить детей на ноги, обустроить им жилье, женить и выдать замуж. А они будут обязаны кормить меня, мириться с моей дряхлостью и бессилием. Опять-таки, несправедливо.
— Но ты еще не дряхлый? — не выдержал я.
Ахмад усмехнулся.
— За этим дело не станет. Дряхлость — скорый спутник старости. Я буду своим детям в тягость. Возможно, они не упрекнут меня в этом, но я-то буду знать. За что же их наказывать таким образом?
Старик помолчал, глядя на тайгу.
— Но и это еще не все, есть и, в-третьих. Почти сорок лет я прожил в этом крае. Я стал частью этого мира, приспособился к его климату, его условиям. И если теперь я вернусь в жаркую Азию, я долго не протяну. Вспомните, что бывает со стеклянной посудой, если в нее сразу налить кипяток. А я хочу еще пожить. Есть силы, есть воля к жизни, зачем же преждевременно расставаться с нею?
Теперь молчали мы, пораженные странной логикой истаравшанца. И в то же время осознавали его правоту. Иные старики, напротив, стремятся к детям, чтобы опереться на них. А иные, вот, как Ахмад Расулов, тянут до последнего, не желая никого обременять своей немощью. И то правильно, и это. И каждый решает сам это для себя. Каждый волен распорядиться своей судьбой в зависимости от своего разумения.
— Дед, это ты твердо решил? — спросил Семен Панкратов.
Ахмад утвердительно кивнул.
— И не будешь потом жалеть о своем решении?
— Может, и буду, но оно правильное.
— Пусть так, — согласился я со стариком. — Скажи тогда, что мы можем сделать для тебя?
Ахмад чуточку поразмыслил.
— Мне нужно мыло. Трудно без него обходиться. Летом я моюсь вон там, в водоеме. Вода там теплая и по берегам ил. Он хорошо мылится. Зимой же приходится купаться тут, в зимнике, а без мыла ни постирать, ни самого содержать в чистоте.
Мы заулыбались.
— С этим поможем, отдадим все, что есть.
— И другое, — продолжал старик. — Бороду и усы я сам укорачиваю, а вот волосы на голове не могу. Одно мученье с ними, видите, на плечах лежат.
— Это не вопрос, — успокоил я старика. — Дело в том, что вот он, — я указал на Лешку Удалова, — директор нашего городского Дома Культуры. И он же руководит народным театром. Это значит, он — режиссер, гример, парикмахер и многое другое.
Алексей не стал медлить.
— Прошу, маэстро, — указал на лавку. — Сейчас обслужим в лучшем виде. Ножниц у меня нет, но это не важно.
Он извлек из ножен охотничий нож, попробовал его остроту пальцем, одобрительно прищелкнул языком.
Через полчаса Ахмад преобразился. Короткая прическа, аккуратные усы и борода так омолодили его, что мы поняли: он в тайге еще не один год протянет.
— Да, тебя, отец, женить можно, — пошутил Семен. Ахмад подхватил его шутку.
— Было бы на ком, и минуты бы не раздумывал. Разве что к волчице посвататься?
Посмеялись.
— Давайте сделаем так, — предложил я. — Охоты и верно у нас не получилось, но лично я не жалею об этом. Увидели и узнали мы много необычного. Потому оставим тебе, Ахмад-бобо, съестные припасы, теплую одежду…
Старик сделал рукой такой жест, словно отказывался от моего предложения.
— Не спорить, — грозно произнес я. — Я старший в группе, мое решение обязательное.
Ахмад Расулов растрогался, даже глаза повлажнели.
— Если так, — сказал он прочувствованно, — мне ни о чем больше заботиться не надо.
Теперь я жестом остановил старика.
— Ну и прекрасно. Это от нашей группы, а от себя лично… — Я снял с гвоздя свое ружье и протянул Ахмаду, дарю вот это оружие. Прекрасное ружье, центрального боя, немецкое, марки «Зауэр, два кольца».
Волнение перехватило его горло.
— Такой подарок, я не могу…
— Зато я могу, — успокоил я старика. — Моя зарплата выдержит такие расходы.
Взволнованный Ахмад прижал руку к сердцу.
— У нас говорят: гость — подарок Аллаха. Вы не только подарок, вы его посланники.
К ружью я приложил патроны, коробки с порохом, дробью и капсюлями.
— Тебе этого, Ахмад Робинзонович, надолго хватит, — прокомментировал Лешка Удалов.
Семен Панкратов явно почувствовал себя обделенным. Все одарили таежника, а он остался в стороне. Продукты и вещи не считаются.