— Чё ждём? — Заёрзал от нетерпения на заднем пассажирском кресле Боря Александров.
— Злость накапливаю, система йогов, — буркнул я и вышел из машины.
Затем открыл багажник, бейсбольную биту отдал Валере Васильеву, а сам взял коробку из-под телевизора, набитую старыми вещами.
— Пока не высовывайтесь, но будьте наготове, — шепнул я парням и двинулся к жилому дому фермера, держа коробку перед собой.
«Ничего себе хозяйство! — присвистнул я про себя. — Вон коровник, вон курятник, а вот и трактор под навесом. Богатый куркуль. Что ж я не спросил у библиотекаря — сколько здесь всего проживает человек? Эх, всё на авось, всё на соплях».
Подойдя к двери, я ещё раз тяжело вздохнул и несколько раз кулачищем постучал по не самой крепкой дверной конструкции. Примерно десять долгих секунд в доме не слышались ни шаги, ни скрипы, ни какие-либо иные звуки. Поэтому я ещё более настойчиво повторил барабанную дробь и крикнул:
— Эй, хозяин, открывай! Фирма «Веник» вам сегодня дарит специальный подарок!
Слово «Веник» я произнёс по-русски, так как это было единственное фирменное название, пришедшее на ум. И это сработало. Услышав о подарке, в доме кто-то большой зашевелился и звуки тяжёлых шагов стали медленно приближаться.
— Кто? — Произнёс неприятный гнусавый голос.
— Вам подарок, откройте!
— Какой к чёрту подарок? — Дверь немного приоткрылась и на меня посмотрел тучный мужик с давно не мытыми волосами, одетый в засаленную потную майку и в старые джинсы, вняло от этого типа преотвратно.
— Кухонный комбайн! — Улыбнулся я. — Если вы его возьмёте бесплатно, поработаете на нём и расскажите о комбайне соседям, то наша компания выплатит вам 100 долларов.
— Что за комбайн? Что он делает? — Чуть-чуть шире приоткрыл дверь странный фермер.
— Куда я могу его поставить, чтобы продемонстрировать его достоинтсва?
— Заходи, — нехотя крякнул мужик, который навскидку весил килограммов 150, и, полностью распахнув двери, показал мне ружьё, зажатое в левой руке.
Прямой в челюсть я нанёс быстрее, чем успел придумать — куда бить? Коробка со старыми шмотками отлетела в сторону, ружьё грохнулось на пол, но мужик выстоял. Поэтому серию мощнейших ударов я выбросил с молниеносной скоростью. Обычно так молотят, когда идёт борьба не на жизнь, а на смерть. И лишь спустя пять секунд фермер, нахватав лицом, полную авоську убийственных хуков, прямых и один апперкот, сполз по стенке.
— Где держишь пленника, сука? — Прорычал я, быстро подняв винтовку, и, передёрнув затвор, наставил её на причинное место потного толстяка. — Пленник где⁈ Пристрелю ведь, баран! И американский суд меня оправдает! — Заорал я так, чтобы от одного голоса этот враг рода человеческого наделал в штаны.
Однако мужик лишь криво усмехнулся, наверное подумал, что я полицейский. Тогда палец сам собой нажал на спусковой крючок и после громкого оглушающего выстрела образовалась дыра в полу между ног, моментально обделавшегося фермера.
— Значит, жить хочешь? — Тихо спросил я у мелко трясущегося существа. — Где спрятан пленник?
— Всё скажу, — наконец промямлил мужик. — С левого торца дома, дверь в подвал, за баком с дождевой водой.
— Лечь на живот, руки за спину! — Скомандовал я и вытащил из кармана изоленту, которой обычно фиксировал хоккейные щитки.
Измождённый вид Волкова меня, мягко говоря, потряс. Харламов с Васильевым помогли шаману, похожему на бродягу с необитаемого острова, выйти из подвала, где оказывается, содержались ещё четыре человека — три женщины разного возраста и один мужчина лет пятидесяти. Эта толстомордая сволочь, выгоняла по ночам на работу своих, так называемых, рабов, а утром загоняла обратно. А шаманидзе ему приглянулся, когда вылечил бычка и помог отелиться одной корове.
— Хотел немного подзаработать, не люблю быть в долгу за билеты, за паспорт, — просипел Михаил Ефремович, когда мы его усадили в машину. — Вот и попал как кур в ощип. Это чего же такое на белом свете делается? Я ведь живой человек.
— Сволочней везде полно, — авторитетно высказался Васильев. — Ты паспорт нашел? — Спросил он уже меня.
— Нашёл, нашёл, — я похлопал себя по выпирающему внутреннему карману. — Сейчас эту ферму на семью этих бедных людей перепишем и поедем. Осталось только мироеда немного попинать, чтобы он свою закорючку на дарственную бумагу поставил. Отказывается, просит, чтобы срончо вызвали полицию.