«Эх, мне бы подписать первый хороший контракт, тогда все грехи махом спишутся», — с грустью подумал я, посмотрев в окно, где падал большими и жирными хлопьями белый и чистый снег. И такая зимняя умиротворённая картина мысленно унесла меня во вчерашний банный вечер. Попарил я вчера свою боевую заместительницу просто замечательно, и веничком, и ещё кое-чем.
И когда я со своей подругой дошёл до самой кульминационной точки, меня посетило новое озарение, новая картинка ближайшего будущего, в которой не было ни кабаков, ни ресторанов, ни противных бандитских харь. Я увидел сцену актового зала, длинный стол с красной кумачовой скатертью, и Наташу Сусанину, которой какой-то плюгавый мужик в пиджаке вручал красное переходящее знамя передовика советской торговли. «Будущее моей девушки переигралось!» — догадался я. Не то чтобы я был против искусства, но удел обычной рядовой певицы в лихие 80-е и 90-е — это либо выступать в кабаке, либо быть любовницей какого-нибудь криминального авторитета, либо и то и другое вместе.
— Есть ещё какие-то вопросы? — спросил директор завода, обведя взглядом начальников цехов. — Значит так, в понедельник устроим торжественный митинг, где бригадир молодёжной бригады, товарищ Собянин, зачитает социалистические обязательства нашего трудового коллектива. Если вопросов и предложений нет, то просьба, разойтись по рабочим местам. А вас, товарищ Тафгаев, я попрошу остаться.
— Почему это нет предложений? — проворчал я, когда остальные мои коллеги, с шумом двигая стулья, стали подниматься из-за стола. — Есть предложение на митинг пригласить ВИА «Лейся песня».
— Не надо песню, и плясок тоже, — пророкотал товарищ Рогут. — Расходимся, товарищи, расходимся.
Затем директор дождался, когда за последним подчинённым закроется дверь его кабинета, достал пачку сигарет «Ява» и молча закурил. Такая пауза означала, что разговор предстоит серьёзный. И товарищ Рогут наверное полагал, что сейчас одним росчерком пера решит мою необычную судьбу. Только я после вчерашней баньки уже знал, что мои оловянные солдатки скоро пойдут в народ и Сусанина получит переходящее красное знамя. Почему Наташа, а не я? Потому что меня к концу этого 1975 года на заводе уже не будет. Вот такая получалась судьбоносная банька.
— Вот бумага, вот ручка, — директор придвинул ко мне эти, заранее приготовленные канцелярские предметы. — Пиши, Иван, заявление по собственному желанию. Пойдёшь формовщиком в литейный цех. Твоё предприятие закрываем, остаток продукции реализуем через наш местный магазин, со студентами расплатимся, и хватит трепать мои нервы! — Рогут грозно шарахнул кулаком по столу. — Ты зачем избил студентов? Зачем споил нашего художника⁈
— От студентов заявление в милицию поступало? — спокойно спросил я. — Нет. А художник Константиныч и без меня раньше уходил в запой. Я узнавал. И ещё, товарищ директор, по трудовому законодательству у меня есть две недели отработки. Поэтому эти две недели я буду начальником цеха и точка.
— Сволочь, — просипел директор. — Ну, ты же сам видишь, что никому твои фигурки на хер не нужны!
И в этот момент, несколько раз постучав в дверь, в кабинет заглянула директорская секретарша. Эта моложавая 35-летняя женщина быстро стрельнула хитрыми глазками на меня и громко прошептала:
— Григорий Филиппович, там к вам на приём проситься директор березниковского универмага, товарищ Исупов. Говорит, что готов взять под реализацию 10 тысяч наборов этих самых, — секретарша ещё раз одарила меня коротким взглядом и еле заметно улыбнулась, — оловянных солдатиков.
— Сколько? — закашлялся товарищ Рогут, подавившись сигаретным дымом.
— 10 тысяч, — хмыкнула секретарша. — Что передать товарищу Исупову? А то он здесь проездом, спешит.
— Передайте товарищам березниковцам большой трудовой привет, — пробурчал я и, взяв ручку, начал писать заявление по собственному желанию. — Цех с солдатиками закрываем, студентов ПТУ распускаем, пусть лучше водку под забором пьют, тренируют печень. И вообще, когда местные шахты закроются, завод порежем на цветмет, цветмет продадим, а деньги спустим на девочек и алкоголь. Гулять так гулять, один раз в жизни жи…
— Ты что мелишь⁈ — зарычал директор и, выхватив мою бумагу, порвал её на клочки. — Пусть, товарищ Исупов, зайдёт через минуту. Ты что такое несёшь? — зашептал он, выпучив глаза, когда секретарша закрыла дверь с той стороны. — Какие девочки, какой алкоголь, какой цветмет? Я женатый человек. Значит так, за сколько дней успеешь сделать 10 тысяч упаковок?