— Ну про финнов ты, Иван, загнул, — захохотал Толь Толич. — Никогда эти чухонцы не выиграют чемпионат Мира. Всё, мы пришли.
Наша компания остановилась рядом со зданием школы №6 около неплохой хоккейной коробки, у которой были прочные деревянные борта, добротная заградительная сетка и освещение в виде висящих на проводах ламп. А вот зрительских трибун эта ледяная площадка не имела совсем. Из чего возникал резонный вопрос: «Для кого играют здесь хоккеисты? Для людей или для галочки?».
— Про финнов вы, Иван, конечно, пошутили, — одёрнул меня за рукав газетчик Селиванов.
— Ничуть, — буркнул я, — следующий год у нас ведь 1975? Значит, ровно через двадцать лет сборная Финляндии в первый раз станет чемпионом мира.
— Товарищ Селиванов! — выкрикнул Толь Толич, выйдя на площадку, которая кое-где была завалена снегом. — Напишите в газете, что чистить лёд некому. Непорядок! Кстати, Иван, тренировка сегодня вечером состоится здесь.
— А как же стадион? — поинтересовался я.
— На стадионе света не хватает, — промямлил старший тренер. — Там всего два фонаря, шайба улетит куда-нибудь, не найдёте. Бардак.
— Вот вы, товарищ Селиванов, спрашивали, где лучше развит хоккей, — сказал я корреспонденту. — Так вот, наша хоккейная команда базировалась в Принстоне, городок сопоставимый по размерам с Александровском. И в Принстоне была крытая хоккейная арена на три тысячи человек. И когда там в хоккей играли простые студенческие команды, стадион забивался под завязку. Выводы делайте сами.
После этих слов я попрощался с мужиками и пошагал в библиотеку, размещавшуюся в ДК, в ста метрах от этой хоккейной коробки. А вдруг книги, которые сеют разумное, доброе, вечное, мне подскажут выход из создавшегося тупика. Вдруг мой мозг озарит, какая-нибудь невероятная прорывная идея и мне не придётся бежать через финскую границу.
Домой из дворца культуры я вернулся ближе к пяти часам вечера, когда на улице уже стало смеркаться. Настроение было отвратное. Перелистав несколько книг по металлургии и по металлообработке, я не придумал ровным счётом ничего. А вот мозги мои гудели так, словно я с разгона ударился головой о бетонную стену. В моей голове смешались какие-то допуски и посадки, какой-то феррит и цементит, а ещё до кучи невидимым сверлом буравил мою бедную черепушку странный и неизвестный перлит.
Зато хозяин дома Иннокентий Харитонович сегодня как обычно не лежал на диване в состоянии самогонного опьянения, накрыв лицо газеткой. Наверное, за неимением телевизора старику под советскими газетами снились красивые сны о светлом коммунистическом будущем. Сегодня этот худой и высокий 65-летний дед что-то напевая себе под нос, сидя в кладовке, где был спрятан самогонный аппарат, лепил из глины некую человеческую фигуру. И судя по изгибам тела, глиняная фигура определённо принадлежал молоденькой и легкомысленной женщине, так как в руках скульптора была без верхней и нижней одежды.
— Привет, Харитоныч, — поздоровался я, впервые заглянув в эту маленькую деревянную комнатёнку, которая не имела ни единого окна.
— Здравствуй, Ваня, — улыбнулся дед, пыхнув «беломориной», зажатой во рту. — Замечательный сегодня день. Спонтанный творческий порыв. Вдохновение! Руки сами просятся в работу!
— Аха, пир духа, — буркнул я, рассматривая фигурки, которые стояли на полках этой крохотной мастерской.
Кстати, посмотреть было на что. Иннокентий Харитонович с большим вкусом и любовью ваял сцены из охотничьей жизни. Здесь были представлены десятисантиметровые зайцы, олени, медведи, утки, лоси и бобры. И фигурки этих животных были не статичны, они имели живые динамичные позы. Другими словами вся эта живность из обожжённой глины, куда-то бежала, взлетала и прыгала. И вдруг мне на глаза попалась фигурка охотника, который стоя на одном колене, целился из двустволки.
«Даааа! — заорал я про себя. — Это же то, что надо! Гениально! Что пользовалось повышенным детским спросом в конце семидесятых и начале восьмидесятых? Миниатюрные фигурки индейцев, ковбойцев, пиратов и викингов. Помнится, наборы этих пластиковых 6-сантиметровых бойцов просто сметали с прилавком магазинов. Вот где моё „Эльдорадо“. Вот мой путь на свободу».
— Харитоныч, а ты этому ваянию из глины где-то учился? — пролепетал я, боясь вспугнуть удачу.
— Было дело, но не доучился, — печально хохотнул старик. — За пьянку попёрли из художественного училища, а потом уже было не до искусства. Мать болела, нужно было деньги зарабатывать. А это так, никому не нужное баловство, — Харитоныч кивнул на свою работу, в которой смутно угадывалась Виктория, молоденькая учительница английского языка.