Мяо изготовляют и многоцветный батик. Тогда весь процесс усложняется и занимает иногда несколько рабочих дней.
Через горный перевал к каренам
Однажды в гостинице Чиангмая за обедом к нам подсел англичанин лет сорока пяти. Он представился антропологом, изучающим народности Северного Таиланда. Разговорились. Мы рассказали, что уже побывали в деревушке народности мяо и собираемся добраться пешком до поселения каренов.
— Не советую, — металлическим голосом ответил Смайт. — С каренами у таиландского правительства одни неприятности. Они совершают налеты на государственные учреждения и нападают на чиновников. Они демонстративно держатся в стороне и отказываются признать власть Бангкока. Впрочем, — продолжал Смайт, — не лучше дела и с другими племенами. Они предпочитают сохранять строгую замкнутость и избегают общения с тайцами. Малые народности в Таиланде испытывают постоянные притеснения местной полиции. Они убедились, что от закона нечего ждать какой-либо защиты. Поэтому они не привязаны ни к стране, ни к королю…
Этот откровенный монолог нас не особенно удивил. Даже в официальных докладах и документах Таиланда не раз говорилось о том, что горные племена живут в нищете, и, если им не оказать помощь, «могут возникнуть осложнения». Одна из комиссий предлагала «сосредоточить горные племена в специально установленных районах», иными словами, создать резервации. Так власти намереваются разрешить сложный национальный вопрос.
Мы еще долго беседовали с господином Смайтом, но отговорить нас от путешествия в деревню каренов ему так и не удалось. На следующий день рано утром мы запаслись провиантом и отправились в путь.
В небольшой деревушке под Чиангмаем наняли проводника. По национальности он был карен, но уже давно переселился поближе к городу, знал два десятка слов по-английски и занимался огородничеством. Имя у него было какое-то странное — Джмуэн. Но еще более странным Джмуэн оказался в поведении. Через несколько часов пути по непролазным джунглям, когда подъем в гору все явственнее давал о себе знать, наш проводник вдруг упал на землю и стал кататься. Поначалу мы решили, что его укусила змея. Но он не кричал, не корчился от боли. На наши вопросы он ничего не отвечал, а только хлопал выцветшими ресницами. Наконец припадок прекратился, и Джмуэн встал на ноги. Лицо его покрывала испарина, руки дрожали. Обернувшись к нам, он прошептал:
— Теперь злой дух вышел. Но он не велел идти в деревню. Заплатите мне деньги. Я вернусь домой…
До места назначения, если верить схеме маршрута, оставалось еще добрых пять миль. Нас окружал чужой неприветливый лес. Из орудия, кроме перочинного ножа, в рюкзаке ничего не было.
— Дух вышел, — односложно повторял Джмуэн, бессмысленно тараща глаза. — Идите прямо в гору, потом вниз. Там деревня. Ее видно с вершины.
Делать было нечего. Мы расплатились с горе-проводником, теряясь в догадках о причине его нежелания довести нас до конца маршрута. Скорее всего он боялся почему-то показаться односельчанам в родной деревне и нарочно выкинул этот номер. Зажав в кулаке деньги и ломая на пути кустарник, Джмуэн бросился вниз по склону. Через несколько минут мы остались одни, подавленные страшной тишиной и сумятицей мыслей.
Посоветовавшись, решили подниматься в гору. К счастью, до ее вершины оставалось всего несколько сот метров. Но сквозь густые заросли никакой деревни внизу мы не увидели. Стали спускаться наугад. Вдруг где-то справа послышалось журчание горной речки. Мы добрались до ее скалистого берега и уже увереннее пошли вдоль ущелья. Расчет оказался верным: карены жили в низовье реки на вырубленной и вытоптанной поляне. Деревня в пятнадцать хижин с высоты горного ската походила на разворошенный улей. Там, внизу, по-видимому, происходило что-то очень важное. На центральной площади, окруженной бамбуковыми постройками на сваях, толпилась молодежь. Мелькали белые девичьи платья, похожие на просторные балдахины до самых пят. Парни втаскивали на помост барабаны. Между хижинами перепуганные общим гвалтом бродили свиньи, кудахтали куры. И только собаки, казалось, не реагировали ни на что. Они нежились возле последнего звена бамбукового водопровода, идущего от реки, в огромной луже. Но при нашем появлении псы встрепенулись и подняли оглушительный лай. Злые сморщенные морды, белые клыки грозно предостерегали: не подходите, будет худо!