Выбрать главу

— Я сказал достаточно, чтобы убедить ее покинуть Клуги как можно скорее. Ничего более.

— Какого черта ты…

— Я, например, не сказал ей, что смерть Софии не была несчастным случаем. Не сказал я ей и о том, что кто-то столкнул ее с дорожки над обрывом, кто-то, кому было необходимо заставить ее замолчать.

— Почему ты… — Джона трясло от ярости и ненависти.

— Бога ради, Джон! Джон! — вдруг закричала Сара в страхе.

Он сразу же опустил руки и оглянулся на нее, тяжело дыша.

— Он сказал тебе?.. — спросил он тихо. — Он сказал тебе?..

Она прижалась спиной к скале, настолько обессиленная, что едва могла кивнуть, почти не понимая, что именно она подтверждает. Откуда-то издалека, как будто из другого мира, она слышала, как Риверс смеется над паникой Джона, но ощущала только тревогу.

Джон в смятении повернулся к Риверсу.

— Как ты мог? — задыхаясь, выговорил он. — Ты любишь Мэриджон. Мы все согласились десять лет назад, что никто больше, ни один человек, не должен когда-нибудь узнать правду. Ты сам сказал, что так будет лучше для Мэриджон, если никто не узнает, что мы с ней… — Он замолчал.

— Джон, — сказал Риверс, и в его голосе прозвучали резкие предупреждающие нотки.

— Да! — воскликнула Сара с неожиданной страстью. — Что вы с ней… кто?

— Что мы с ней брат и сестра по отцу, — сказал обессиленно Джон и тут же в ужасе вскричал: — Бог мой, ты не знала?

На счастье, какая-то машина подбросила Джастина до гаража. Он заплатил механику, чтобы тот отвез его к автомобилю вместе с канистрой бензина. Это было уже после захода солнца. Сгущались сумерки.

— Сейчас я сделаю, — сказал механик, высовываясь из-под капота. — Давай, заводи.

Стартер взвыл, двигатель вздрогнул и заглох.

— Забавно, — сказал механик равнодушно. — Видно, что-то случилось с карбюратором. Подача бензина не в порядке. А что, указатель был на нуле?

— Нет, — сказал Джастин, — стрелка показывает, что в баке еще должно быть немного. Я просто подумал, что указатель испортился.

— Забавно, — сказал опять механик, на этот раз в его голосе звучал некоторый интерес. Он осторожно сунул голову обратно под капот. — Ну, давай я посмотрю…

Сара бежала. Гравий царапал ей ноги, вокруг была абсолютная темень, которая, казалось, душила ее, не давая вздохнуть. Наконец она увидела освещенные окна Клуги. Макс Александер вышел в холл как раз в тот момент, когда она влетела, споткнувшись о порог, в дом и остановилась у лестницы, хватая ртом воздух. Она прижалась к стене, глаза были закрыты, кровь пульсировала в висках.

— Сара, что случилось?

Она села на ступеньки, не обращая внимания на то, что он видит ее слезы. Сцена ссоры стояла у нее перед глазами, она старалась сдержать рыдания.

— Сара… — Макс инстинктивно обнял ее за плечи. — Скажите, в чем дело? Я могу чем-то помочь?

— Где Мэриджон?

— На кухне, наверное. Моет и убирает после ужина. А почему вы о ней спросили? Вы, что…

— Макс, вы можете… вы могли бы…

— Что? — спросил он. — В чем дело? Скажите, что я должен сделать?

— Я… мне нужно уехать. Вы могли бы отвезти меня в Сент-Ивс или в Пензанс, все равно куда…

— Сейчас?

— Да, — прошептала она, пытаясь сдержать слезы. — Сейчас.

— Но…

— Я должна остаться одна, чтобы все обдумать, — сказала она. — Мне нужно все обдумать.

— Да, я понимаю. Да, конечно. Хорошо. Я пойду заведу машину. Вы пока соберите чемодан или что-нибудь там, хорошо?

Она кивнула, ничего не видя из-за слез. Он помог ей встать.

— Вы справитесь?

— Да, — сказала она. — Да, спасибо.

Он подождал, пока она добралась до площадки, а потом вышел из дома, и она слышала звук ею шагов по гравию подъездной дорожки.

Сара прошла в свою комнату. Самый маленький из ее чемоданов стоял на полу возле шкафа. Она открыла его, стараясь сообразить, что ей взять с собой, и тут инстинктивно почувствовала, что в комнату кто-то вошел.

— Макс, — сказала она, поворачиваясь назад. — Макс.

Это был не Макс. Это была Мэриджон.

Молчание, которое последовало, казалось бесконечным.

— В чем дело? — спросила Сара неуверенно. — Чего вы хотите?

Раздался звук закрываемой двери. Мэриджон повернула ключ в замке и прислонилась к панели. Где-то вдалеке зазвонил телефон, но никто не брал трубку.

— Я слышала твой разговор с Максом сейчас, — сказала она после паузы. — Я поняла, что должна с тобой поговорить.

Опять наступило молчание. Наконец Мэриджон заговорила.

— Если ты сейчас оставишь Джона одного, это будет самое худшее из того, что ты можешь сделать. Он любит тебя, ты ему нужна. И ничто из того, что было в прошлом, не может повлиять на его отношение к тебе.

Мэриджон прошла к окну и, повернувшись спиной к комнате, стала вглядываться в ночную тьму над морем. Она стояла очень спокойно.

— Эту ошибку совершила София, — сказала она. — Он тоже любил ее, нуждался в ней, а она швырнула все это ему в лицо. Ей было легко совершить эту ошибку, потому что она никогда по-настоящему не любила его и не понимала. Но ты не такая, ведь правда? Я знаю, ты его любишь. Ты совсем не похожа на Софию. Я это поняла, как только увидела тебя.

Сара чувствовала, как ногти вонзаются в ладони.

— Я хочу, чтобы Джон был счастлив, — сказала Мэриджон. — Это все, к чему я стремлюсь. Я думала, если мы опять встретимся здесь, именно в этом месте, между нами ничего не произойдет, потому что воспоминания будут постоянно присутствовать, создавая барьер. Но я ошиблась, и он тоже. Больше у нас с ним не будет возможности ошибаться. Он собирается уехать завтра — ты знаешь об этом? Он уедет, и я никогда больше его не увижу.

Мэриджон осторожно поглаживала гладкую поверхность шторы, глядя в темноту за стеклом.

— Не знаю, что буду делать, — сказала она. — До сих пор я не особенно разрешала себе думать об этом. Видишь ли… как бы получше объяснить… Наверное, лучше сказать об этом самыми простыми словами. Суть заключается в том, что я не могу жить без Джона, но он прекрасно может жить без меня. Я всегда это знала. Это не имеет ничего общего с любовью. Это нечто такое, что есть, что существует. Я в самом деле люблю Джона, а он любит меня, но это абсолютно не относится к делу. Это существовало бы, даже если бы мы ненавидели друг друга. Чтобы было понятнее, так скажу: когда его нет рядом — мир черный и серый и я только наполовину жива и ужасно одинока. Когда он здесь — весь мир цветной и я могу жить, а одиночество не более чем выдуманный, полузабытый кошмар. Вот как это действует на меня. Но на Джона, я знаю, это действует по-другому. Когда меня нет рядом, его мир просто окрашен в другие цвета, и хотя он скучает по мне, но все же вполне в состоянии вести нормальную, разностороннюю жизнь. Вот почему он мог жениться и обрести счастье, в то время как я никогда не смогу выйти замуж еще раз. Я не должна была выходить за Майкла. Но Джон сказал, чтобы я вышла. Я была несчастлива, а он-то думал, что это — ключ к решению всех моих проблем. Я всегда была несчастлива…

Не помню, когда я впервые это обнаружила. Наверное, когда родители Джона развелись, а меня забрали от Джона и отправили жить в монастырь. Тогда я поняла, каким чужим становится мир без него… Потом, когда мне исполнилось четырнадцать, отец забрал меня из монастыря, я жила в его доме в Лондоне, и Джон снова был рядом. Тогда мы оба открыли для себя это, и оно казалось нам великолепным, как будто мы открыли новое измерение… Но потом отец неверно понял ситуацию и, предполагая самое худшее, решил опять разделить нас. Именно тогда я стала заводить много романов, стараясь любым способом вернуть своей серой жизни ее краски. Джон женился на Софии. Я была рада его счастью, хотя потерять Джона было ужасно. Было бы легче, если бы его жена мне понравилась, но она была просто маленькой глупой сучкой — невозможно было понять, что он в ней нашел. Я продолжала роман за романом, связь за связью, пока однажды все не обернулось очень плохо. Я возненавидела мужчин, почувствовала отвращение к жизни, ко всему миру. А Джон вылечил меня. Я поехала к нему в Клуги, и он вернул меня к жизни. После этого я вышла замуж за Майкла. Бедный Майкл. Он всегда ко мне прекрасно относился, а мне нечего было дать ему.