Теперь возвращаюсь к истории брата, которую я, однако, с этого момента должен отчасти изложить прагматически. Оказалось, что в то время, когда сестра начала свои попытки соблазнения, мальчику было три с половиной года. Это произошло, как было сказано, весной того же года, в летние месяцы которого появилась гувернантка и когда осенью родители, по возвращении домой, нашли в нем такую глубокую перемену. Эту перемену в нем весьма естественно связать с имевшим место в этот период времени пробуждением его сексуальности.
Как реагировал мальчик на соблазнение его старшей сестрой? Ответ гласит: отказом, но отказ относился к лицу, а не к делу. Сестра как половой объект оказалась для него неприемлемой, вероятно потому, что отношение к ней вследствие соревнования из-за любви родителей приняло враждебный характер. Он стал ее избегать, и ее притязания скоро закончились. Но он старался найти вместо нее другое любимое лицо, и рассказы самой сестры, ссылавшейся на пример няни, руководили его выбором. Поэтому он начал играть своим органом перед няней, что, как и во многих других случаях, когда дети не скрывают своего онанизма, должно быть истолковано как попытка соблазнить. Няня разочаровала его, сделала серьезное лицо и сказала, что нехорошо так делать: у детей, которые этим занимаются, на этом месте возникает «рана».
Влияние этих слов, напоминающих угрозу, можно проследить в различных направлениях. Благодаря им ослабла его привязанность к няне. Теперь он мог бы на нее рассердиться; позже, когда наступили его припадки ярости, оказалось также, что он действительно злится на нее. Но для него было характерно, что всякую либидозную позицию, от которой он должен был отказаться, он сначала упорно защищал. Когда на сцене появилась гувернантка и обругала няню, прогнала из комнаты, пыталась подорвать ее авторитет, он преувеличил свою любовь к няне и проявил ненависть и упрямство по отношению к нападающей гувернантке. Тем не менее, втайне он стал искать другой сексуальный объект. Соблазнение указало ему на пассивную сексуальную цель: поиск чьих-либо прикосновений к своим гениталиям; мы услышим, от кого он хотел этого добиться и какие пути вели его к этому выбору.
В полном соответствии с нашим ожиданием, мы узнаём, что с первыми генитальными возбуждениями начались его сексуальные исследования и что скоро он столкнулся с проблемой кастрации. В это время он имел возможность наблюдать свою сестру и ее приятельницу при мочеиспускании. Благодаря своей проницательности он мог бы и сам, наблюдая их, понять настоящее положение вещей, но он вел себя при этом так, как любой другой мальчик. Он отклонил мысль, что видит здесь подтверждение «раны», которой ему угрожала няня, и объяснил себе, что это «переднее попо» девочек. Такое решение не покончило с темой о кастрации; во всем, что он слышал, он находил новые намеки на нее. Когда однажды детям дали окрашенные продолговатые конфеты, то гувернантка, склонная к диким фантазиям, объявила, что это куски разрезанных змей. Это напомнило ему, что отец однажды во время гулянья увидел змею и разбил ее своей палкой на куски. Он слышал, как читали историю о том, что волк хотел зимой ловить рыбу и пользовался своим хвостом для приманки, причем хвост примерз и оторвался. Он расспрашивал о различных названиях, которыми обозначают лошадей в зависимости от их половых признаков. Он был, следовательно, занят мыслями о кастрации, но еще не верил в нее и не боялся ее. Известные ему в то время сказки навели его на другие сексуальные проблемы. В сказках «Красная Шапочка» и «Семеро козлят» детей вынимают из живота волка. Был ли, следовательно, волк существом женского пола или, может быть, и мужчины могли носить в животе детей? Тогда это еще не было решено. Впрочем, во время этих исследований он еще не знал страха перед волком.