— Ну, теперь ты доволен? — пробормотал Джекоб.
Уилл не отважился спросить, к кому обращен этот вопрос — к тому, кто завладел телом Джекоба, или к лежащему перед ними трупу. Он снова против воли Джекоба заставил его увидеть это жуткое зрелище и теперь стыдился своего поступка. К тому же тошнота подступала к горлу. Но не при виде тела. Оно не особенно его беспокоило; оно было не ужаснее, чем туша, висящая в лавке мясника. Его побуждала отвернуться мысль о том, что, возможно, так выглядел и Натаниэль, чуть лучше или хуже. Уилл всегда представлял себе, что Натаниэль и в смерти был совершенен, что его раны были залечены добрыми руками, чтобы мать могла запомнить его безупречным. Теперь он знал, что это не так. Натаниэля отбросило в витрину обувного магазина. Скрыть такие глубокие раны невозможно. Неудивительно, что Элеонор проплакала несколько месяцев и заперлась у себя. Неудивительно, что она стала есть таблетки, а не яичницу с хлебом. Он не понимал, какие душевные страдания выпали на ее долю, когда она сидела рядом с его постелью, а он умирал. Но теперь он понял. А когда понял, щеки запунцовели от стыда: каким же он был жестоким.
С него довольно. Пора сделать то, чего давно хотел Стип, — отвернуться. Но теперь они поменялись ролями, и Стип это знал.
— Хочешь рассмотреть получше? — услышал Уилл его голос, и в следующий момент Стип присел на корточки рядом с телом Томаса и стал разглядывать его раны.
Теперь передернуло Уилла, его любопытство было более чем удовлетворено. Но Джекоб не отпускал его.
— Посмотри на него, — бормотал Стип, обводя взглядом искалеченный пах Томаса. — Лисичка им потрапезничала?
В голосе Стипа слышалась нотка фальшивой шутливости. Он ощущал это так же глубоко, как и Уилл, а может, еще сильнее.
— Так ему и надо. Нужно было получать удовольствие от своего члена, пока еще он мог размахивать им направо и налево. Бедный, глупый Томас. Роза не раз пыталась его соблазнить, но он был стойкий как кремень. Я ему говорил: «Если ты не хочешь Розу, у которой есть все, что только может пожелать мужчина, то ты вообще не можешь желать женщину. Ты содомит, Том». Он отвечал, что я слишком прост.
Стип подался еще ближе, чтобы пристальнее рассмотреть рану. Острые зубы лисы проделали аккуратную работу. Если бы не кровь и несколько клочков плоти, можно было подумать, что этот человек родился без члена.
— Ну и вид у тебя теперь, Томас! — сказал Стип, переводя взгляд с выхолощенного паха на ослепленную голову.
Тут был и еще один цвет, которого Уилл не заметил раньше. Синеватый оттенок на внутренней поверхности губ художника, на зубах, языке.
— Ты принял яд? — спросил Стип и наклонился к лицу Томаса. — Зачем ты сделал такую глупость? Уж наверняка не из-за Рукенау. Я бы защитил тебя от него. Разве я не обещал?
Он протянул руку и провел пальцами по щеке мертвеца, как сделал это днем раньше, когда они прощались.
— Разве я тебе не говорил, что со мной и Розой ты будешь в безопасности? О господи, Том. Я бы не допустил, чтобы ты страдал.
Он отстранился от тела и сказал громче, словно делал официальное заявление:
— Во всем виноват Рукенау. Ты отдал ему свой гений, а он отплатил тебе безумием. А значит, сделался вором. Это как минимум. Больше я не буду ему служить. И никогда его не прощу. Пусть вечно остается в своем паршивом доме, но я никогда не буду рядом. И Роза тоже. — Он встал и понизил голос. — Прощай, Том. Тебе бы понравился остров.
И он отвернулся от тела, как отвернулся вчера от живого человека, и пошел прочь.
Теперь эта сцена замигала, моросящий дождь, розы и тело, лежавшее под тем и другим, в одну секунду скрылись из вида. Но в этот момент Уилл увидел лису — она стояла на границе рощи и смотрела на него. Луч солнца пробился сквозь дождевые облака и нашел зверя, покрыв золотом его поджарые бока, заостренную морду и мотающийся хвост. Уилл встретил немигающий взгляд лисы, в котором не было угрызений совести за то, что она пообедала сегодня гениталиями. Взгляд, казалось, говорил: я зверь — и не смей осуждать меня.
Потом они оба исчезли — лиса и солнце, ее осенившее, — и Уилл вернулся в темную рощу над Бернт-Йарли. Перед ним стоял Джекоб, которого Уилл все еще держал за руку.
— Ну, тебе достаточно? — спросил Стип.
Вместо ответа Уилл отпустил его руку. Да, этого было достаточно. Более чем достаточно. Он оглянулся, чтобы убедиться: ничего из виденного им не осталось. Это его успокоило. Деревья снова стояли безлистые, земля обледенела; единственными телами были тела двух птиц — одна со сломанной шеей, другая — заколотая. Но на самом деле он даже не был уверен, что находится в той самой роще.