А вот и моя «пехота», главная ударная сила. На отдельную, широкую баржу, которую «Добрыня» должен был тащить на буксире, грузились шестьдесят пять крестьян, решившихся отправиться за тысячи верст в поисках новой доли. В основном молодежь — смелые, крепкие мужики с женами и детьми. Они тащили свой незамысловатый скарб, вели на борт мычащих коров, грузили мешки с зерном и ящики с инструментами, которые я закупил для них. На их лицах читалась и надежда, и тревога, и вековая крестьянская основательность. Это была соль земли русской, отправлявшаяся осваивать новые рубежи.
Поодаль от всех, у склада с бочками, стоял мой «спецназ». Мышляев и двенадцать набранных им отчаянных головорезов. Бывшие армейцы, ушедшие со службы по разным причинам, пара казаков, решивших попытать счастья, и несколько темных личностей, о прошлом которых я предпочитал не спрашивать. Они не суетились. Стояли, курили трубки и молча, с холодным профессиональным интересом наблюдали за происходящим. Это были мои волки, цепные псы, которых я собирался спустить с поводка в дикой тайге.
Я с удовлетворением посмотрел на две небольшие лодки, которые должны были идти на буксире позади баржи. Там, под брезентом, лежали ящики с динамитом. Я категорически запретил грузить его в трюм парохода — от греха подальше. Мой арсенал был тщательно продуман: несколько десятков надежных английских револьверов Адамса двойного действия, сотня капсюльных ружей. Я с сожалением думал о том, как мало американских «винчестеров» мне удалось купить. У них там, за океаном, полыхала своя гражданская война, и лучшее оружие оставалось в Америке. Ну и, конечно, ртуть — десятки запечатанных чугунных бутылей, необходимых для будущих амальгаматоров. Для работы с ней я нанял толкового, хоть и спившегося, химика, некоего Полозова, который с радостью согласился ехать хоть к черту на кулички за хорошее жалованье.
Я смотрел на эту пеструю, разношерстную армию, готовую отправиться в долгое плавание, и чувствовал огромный груз ответственности. Я был единственным, кто видел всю картину целиком. И только от меня зависело, станет ли этот поход началом новой, великой истории или бесславной авантюрой, которая погубит всех этих людей.
Мы прибыли в Екатеринбург, когда Урал уже укутала настоящая зима. После затянувшейся осени центральной России здешний мир был другим — черно-белым, суровым и честным. Низкое, свинцовое небо нависало над городом, из сотен труб валил густой дым, который тут же оседал на свежевыпавшем снегу, окрашивая его в серый цвет.
Наш основной караван с переселенцами и тяжелыми грузами отстал. Я оставил Мышляева и его людей обеспечивать охрану, зная, что их медленный ход затянется еще на пару дней, а то и больше. Сам же я вместе с Изей Рекуновым и инженерами примчался налегке. Время — деньги, и я не собирался его терять.
Оставив инженеров и уставшего Изю отсыпаться на постоялом дворе, я в сопровождении одного лишь Рекунова нанял сани и отправился на Верх-Исетский завод. Я помнил это место. Гигант, дышащий огнем и паром, сердце промышленного Урала.
Управляющего, Аристарха Степановича, я нашел там же, где и в прошлый раз, — в его огромной, заваленной чертежами конторе. Это был все тот же кряжистый, седобородый старик, похожий на лешего, с умными, пронзительными глазами. Он не узнал меня, да и как мог узнать в этом солидном, безупречно одетом столичном господине того оборванца, что приходил к нему просить работу?
Я представился поверенным от нового сибирского золотопромышленного товарищества.
— Мне нужны рельсы, Аристарх Степанович, — сказал я без предисловий, разложив на его столе эскизы. — Для внутрипромысловых узкоколеек. Чтобы вагонетки катать. Заказ небольшой для вашего завода, пробный. Но, если качество устроит, последуют и другие, куда более крупные.
Он долго, со знанием дела, изучал мои чертежи, цокая языком.
— Сделать можно, — наконец вынес он вердикт. — Заказ и впрямь невелик. А что ж вы, сударь, на мелочь размениваетесь? Нынче в России дела покрупнее творятся. Вот, говорят, в Главном железнодорожном обществе власть меняется. Слыхали, поди? Французов-то турнули. Теперь наши, московские, к делу приступают. Вот где заказы будут, вот где деньжищи потекут!
Он посмотрел на меня с хитрым прищуром.
— Слышал, — кивнул я. — И более того, могу вам в этом деле посодействовать. Новое правление возглавит купец Кокорев, Василий Александрович. Человек дела и патриот. Он будет рад отдать подряд на рельсы не заграничным заводам, а уральским. Если, конечно, уральские заводы докажут, что способны выполнить заказ такого масштаба.