Он бережно, как величайшую ценность, взял у меня визитную карточку, спрятал ее во внутренний карман, поправил галстук и, превратившись из моего компаньона в почтительного секретаря важной особы, направился к выходу.
Я остался один с чувством глубокого удовлетворения. Второй «каток» моего плана мести тоже тронулся с места.
Не прошло и часа, как Изя вернулся. Он не вошел — он вплыл в мой унылый номер на постоялом дворе, как павлин, распустивший хвост. Обиженная гримаса исчезла без следа. Его лицо сияло, глаза метали молнии, а в каждом движении сквозило самодовольство актера, только что сорвавшего овации.
— Ну? — спросил я.
— Ой, Курила, не спрашивай «ну»! Спроси «как»! — Он театрально взмахнул рукой, бросая на стул свою меховую шапку. — Это была не работа. Это была песня!
Он уселся напротив меня, подался вперед и заговорил страстным, заговорщицким шепотом.
— Ты бы видел этого секретаря! Такой важный поц в вицмундире, смотрит на меня, как будто я пришел у него милостыню просить. Взял твою визитку двумя пальцами, так брезгливо, и говорит: «Господин губернатор очень заняты. Возможно, через неделю найдется время».
Изя сделал паузу, наслаждаясь моментом.
— И тут я начал! Я сделал такое скорбное лицо, вздохнул и говорю ему так, чтобы все в приемной слышали: «Ах, как жаль! Мой господин, господин Тарановский, так надеялся успеть. У него ведь еще дела с бароном Штиглицем, да и Василий Александрович Кокорев ждет в Москве, не дождется». Слышу, в приемной шепоток пошел. А секретарь уже смотрит на меня другими глазами.
Изя хитро подмигнул.
— Но это были еще цветочки! Я наклонился к нему и так тихо-тихо, по большому секрету, говорю: «А главное, мы ведь здесь по личному поручению его императорского высочества, великого князя Константина. Он очень интересуется сибирскими проектами моего господина, да и пост в правлении железных дорог предлагал, да мой хозяин отказался — Сибирь, говорит, важнее!»
Он откинулся на спинку стула, расплываясь в самодовольной улыбке.
— Курила, что тут началось! Этот поц чуть со стула не упал. Забегал, засуетился, начал называть меня «уважаемый Исаак Абрамович». Другие просители, что там сидели, смотрели на меня как на восьмое чудо света. А я сижу, скромно так потупив глазки, и делаю вид, что просто жду.
И он на секунду умолк, а потом торжествующе произнес.
— Встреча с губернатором Деспот-Зеновичем назначена на завтра. В десять утра. Самое первое, самое почетное время.
Он с гордостью посмотрел на меня.
— К тому времени, как я уходил, Курила, вся приемная шепталась. Они уверены, что ты — тайный ревизор из Петербурга, присланный самим великим князем, чтобы навести порядок в Сибири!
Я не смог сдержать усмешки.
— Хорошая работа, Изя. Очень хорошая работа, — похвалил я его. А теперь рассказывай, что ты узнал по этому… — и я брезгливо махнул рукой.
Изя достал из кармана мятую, исписанную убористым почерком бумажку и, водрузив на нос пенсне, начал свой доклад с видом прокурора, зачитывающего обвинительное заключение.
— Итак, знакомься: начальник Тобольского тюремного замка, коллежский асессор Артемий Семёнович Хвостов.
Имя прозвучало в тишине комнаты сухо и буднично, как имя любого другого мелкого беса в имперской иерархии.
— Наш Артемий Семёнович — игрок. Большой игрок, — продолжал Изя, заглядывая в свои записи. — Он должен всему городу. Самый крупный долг — местному купцу-миллионщику, за карточным столом проигрался. Поэтому ему и нужны были деньги от приюта как воздух.
Я молча кивнул. Все было до банальности просто.
— Но это, Курила, не самое страшное. — Изя понизил голос, и в нем зазвучали нотки неподдельного омерзения. — Говорят… ой, даже говорить страшно… у него в доме нет постоянной прислуги. Каждые три месяца в его доме появляются новые молодые служанки. Он берет из женского отделения тюрьмы двух-трех молодых арестанток, якобы для работы по дому. А через три месяца отправляет их обратно или на этап и берет новых. Свеженьких. Все в городе делают вид, что ничего не замечают. С виду все чинно и благородно, но… ты понимаешь, что это значит. Этих арестанток начальник тюрьмы использует как гарем, меняя их как перчатки. Есть еще слух, что, бывает, продает их услуги!
Я слушал, и лицо мое, казалось, превращалось в камень.
— И это еще не все, — закончил Изя. — Я поговорил с одним стариком, который поставляет в тюрьму дрова. Так он мне таки рассказал страшные вещи! Этот Хвостов ворует! Недодает арестантам пайку, продает налево казенные дрова и овес. Он делает деньги на всем, даже на голоде тех несчастных, которых должен охранять! Но тут и удивляться не чему, сам помнишь этап.