Он смотрел на меня, и я видел, как в его умных, осторожных глазах страх сменяется пониманием, а затем и невольным уважением. Я не просто угрожал. Я давал ему идеальный выход из положения. Предлагал план, по которому он не только решал проблему, но и выходил из нее победителем.
Он был загнан в угол. Но в этом углу я оставил для него золотую клетку с открытой дверцей. И он не колеблясь шагнул в нее.
— Вы правы, господин Тарановский, — сказал он уже совершенно другим, деловым тоном. — Именно так мы и поступим.
Он подошел к столу и дернул за шнурок звонка. Вошедшему адъютанту он отдал короткий, четкий приказ:
— Немедленно пригласите ко мне губернского прокурора и господина жандармского штаб-офицера. Срочно.
Я остался в кабинете губернатора, с вежливым видом приняв его предложение «подождать господ из ведомств». Пока адъютант летел с поручением, я вел с Деспот-Зеновичем непринужденную светскую беседу, которая, однако, была частью моего плана.
Я делился сплетнями из столицы. Рассказывал об успехах Кокорева и барона Штиглица по оздоровлению Главного общества железных дорог, о том, какой фурор произвел их тандем на парижской бирже. Как бы невзначай упомянул о высочайше одобренной «горной свободе» на Амуре, которая должна привлечь в край тысячи переселенцев. Наконец я в общих чертах обрисовал ему перспективы моего нового общества, «Сибирского Золота», дав понять, что за проектом стоит личный интерес великого князя Константина.
Я видел, как с каждой фразой меняется отношение губернатора. Он переставал видеть во мне просто обиженного вкладчика. Он видел человека с колоссальным влиянием, друга могущественнейших людей империи, доверенное лицо члена императорской фамилии. К тому моменту, как в кабинет ввели губернского прокурора и жандармского штаб-офицера, Деспот-Зенович смотрел на меня уже не с настороженностью, а с заискивающим уважением.
Прокурор, сухой, педантичный чиновник, и жандарм, бравый вояка с пышными усами, очевидно, не понимали срочности вызова. Но губернатор не дал им времени на размышления. Желая показать «столичному гостю» свою решительность и хозяйскую хватку, он обрушился на них с громом и молниями.
— Господа! — прогремел он, ударив ладонью по столу. — Доколе в моей губернии будет твориться беззаконие⁈ Мне докладывают о чудовищных хищениях общественных средств, о поругании богоугодного дела! Сироты вместо нового приюта брошены в тюрьму! Я требую немедленного, самого строгого расследования!
Прокурор и жандарм переглянулись, ошарашенные таким напором. Губернатор кивнул в мою сторону.
— Вот, господин Тарановский, один из главных благотворителей, лично прибыл из столицы. Опросите его. И чтобы через час у меня на столе лежала записка о первых принятых мерах!
Чиновники, взяв себя в руки, приступили к формальному допросу. Я спокойно и сдержанно пересказал им уже известную историю: пожертвование, создание общества, строитель в лице начальника тюрьмы Хвостова, пустырь вместо приюта.
— Весьма прискорбно, — процедил прокурор, когда я закончил. — Мы начнем проверку…
— Господа, — прервал я его. — Возможно, я смогу несколько ускорить ваше расследование.
Я достал из кармана мятую бумажку, которую мне дал Изя, и положил ее на стол.
— Мне тут донесли некоторые любопытные детали о господине Хвостове. Например, о его крупном карточном долге купцу Плеханову. Вероятно, именно на погашение этого долга и пошли деньги, собранные на сирот.
Прокурор заинтересованно подался вперед.
— А еще, — я понизил голос, и в кабинете повисла ледяная тишина, — мне стало известно, что в доме господина начальника тюрьмы каждые три месяца полностью меняется женская прислуга. И всякий раз это молодые арестантки из женского отделения вверенного ему заведения. Их берут якобы для работ по дому, а затем возвращают обратно на нары, беря новых.
Всем в кабинете стало не по себе. Жандармский офицер побагровел, прокурор нервно кашлянул. Даже губернатор смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Обвинение в казнокрадстве было привычным делом. Но это… это было чудовищно. Это пахло скандалом, который мог похоронить карьеру каждого из присутствующих.
— Я понимаю, что расследование потребует времени, — заключил я, поднимаясь. — Но, к сожалению, собственные дела не позволяют мне надолго задерживаться в Тобольске. Я очень надеюсь, что этот прискорбный вопрос удастся решить, пока я еще нахожусь в городе.