Я вежливо, но твердо установил им временные рамки. И они это поняли.
— Будьте покойны, господин Тарановский! — заверил меня губернатор, провожая до дверей. — Виновные будут наказаны. В самые кратчайшие сроки!
Я покинул резиденцию губернатора с чувством холодного, мрачного удовлетворения. Маховик был запущен. Теперь оставалось лишь ждать, пока безжалостные шестерни имперской машины, смазанные страхом и подкрепленные авторитетом церкви, начнут перемалывать моих врагов.
— На окраину, к острогу, — бросил я ямщику.
Сани катились по заснеженным улицам, и я чувствовал, как спадает ледяная броня, которую носил на себе весь этот день. Я больше не был интриганом, стратегом, мстителем, а ехал к единственному человеку, ради которого все это и затевалось. Я ехал к сыну.
Маленький домик Прасковьи Ильиничны встретил меня теплом и тем же запахом свежеиспеченного хлеба, что и вчера. Она молча пропустила меня в избу, понимающе кивнув, и оставила нас одних.
Ванечка сидел на полу, на пестром домотканом коврике. Он больше не возился с ложкой — теперь у него была настоящая игрушка, деревянная лошадка на колесиках, которую я привез из Москвы. Он был так увлечен, что не сразу меня заметил.
Я тихо опустился на пол рядом с ним. Не на колени, как в первый раз, а просто сел рядом, скрестив ноги. Он поднял на меня свои серьезные глаза.
Я не говорил ни слова. Просто был рядом. Протянул руку и осторожно коснулся его мягких волос. Он не отстранился. Посмотрел на мою руку, потом снова на меня. Я взял с пола деревянный кубик и положил перед ним. Мальчик посмотрел на кубик, потом на меня, а затем своей маленькой, пухлой ручкой поставил его на спину лошадке.
И в этот момент вся моя ярость, жажда мести, все мои грандиозные планы по завоеванию мира показались чем-то мелким, суетным и бесконечно далеким. Было только это. Тепло натопленной избы, запах хлеба и маленький, сосредоточенно сопящий человек, который строил свой собственный, понятный лишь ему мир. И ради этого простого хрупкого мира я был готов на многое.
Я провел с ним так несколько часов, до самого вечера. Мы просто были вместе. А потом, когда Прасковья Ильинична унесла моего сына спать, я попрощался и вышел на мороз.
Вернулся на постоялый двор, когда над Тобольском уже сгущались сумерки. День был долгим и напряженным, но чувство теплоты после встречи с сыном еще не покинуло меня. У самого входа в трактир, словно из воздуха, возникла фигура Мышляева. Передо мной стоял собранный, подтянутый офицер, который коротким, по-военному четким поклоном приветствовал своего командира.
— Господин Тарановский, — доложил он ровным голосом. — Караван прибыл. Люди и грузы размещены на трех ближайших постоялых дворах. Все в порядке.
Новость была неожиданной и прекрасной. Я рассчитывал, что они доберутся не раньше чем завтра к вечеру.
— Отлично, — кивнул я, и холодный расчет мгновенно вытеснил все другие чувства. — Очень вовремя. Найдите Рекунова и господина Шнеерсона. Все ко мне в номер. Срочно.
Через десять минут мои «командиры» были в сборе. Изя, взволнованный и любопытный, Рекунов, спокойный и непроницаемый, и Мышляев, стоявший чуть поодаль с видом человека, четко знающего свое место. Я обвел их взглядом.
— Господа, — начал я без предисловий. — С этой минуты и до рассвета все наши люди должны быть в полной боевой готовности. Вы, Степан Митрофанович, и вы, господин Мышляев, объединяете своих людей. Вечером или ночью у нас могут быть гости!
Изя изумленно захлопал ресницами.
— Курила, я тебя умоляю, я таки ничего не понимаю, зачем? — вскинул он руки. — Ты же запустил официальный процесс! Губернатор, прокурор, епископ… Зачем нам эта ночная война?
— Именно, Изя. Я его запустил, — спокойно ответил я, подходя к окну и глядя в темноту. — И теперь главная заноза в заднице начальника тюрьмы Хвостова — это я. Он знает или узнает, что я здесь. И понимает, что завтра за ним придут. Такой человек, как он, загнанный в угол, вряд ли упустит возможность решить все кардинально. Не от смелости, а от страха. Он попытается убить меня сегодня ночью. Тогда у него будет возможность отбрехаться или откупиться и не понести полного наказания, а может, и избежать. А я? Да мало ли людей пропадет в Сибири.
— А почему ты думаешь, что его ещё не арестовали или они придут за тобой? — с какой-то навностью спросил Изя.
— Потому, что он человек не простой. И лучше провести пару бессонных ночей, чем стоять над вашими могилами, возможно даже над твоей! — произнёс я, посмотрев прямо ему в глаза.