Атаман нахмурился, изучая мои бумаги.
— Да уж, хунхузы здесь — те еще язвы, — наконец глухо произнес он. — Да и Тулишэня этого я знаю, изверг сущий, змея подколодная. Давно он тут безобразничает — уж мне гольды про него такого порассказали… Так что, господа, если и впрямь он захватил ваш прииск, то дело это выходит государственной важности. А защита государевой земли и людей — наша прямая забота!
Он поднялся, и его фигура, казалось, заполнила собою всю избу.
— Наш прииск — это не только золото, — продолжал я, решив ковать железо, пока горячо. — Это еще и мука, соль, порох, свинец, рабочие руки. Мы готовы снабжать вашу станицу всем необходимым по льготной цене. Как добрых соседей. И помогать в случае нужды.
Я видел, как в его глазах появился интерес. Как говорится, добрым словом и пачкой ассигнаций всегда добьешься большего, чем просто добрым словом!
— Мы понимаем, что казаки не наемники, — продолжал гнуть я свое, — но война требует расходов. Мы готовы сделать вклад в станичную казну и полностью взять на себя расходы по снаряжению казачьего отряда, выделяемого для уничтожения банды Тулишэня! В обмен же просим всего ничего: не задавать лишних вопросов и со вниманием отнестись к нашему имуществу. Да и мы стоять не будем, есть чем удивить засранцев. Могу я считать, что мы договорились?
Атаман еще раз с хитринкой взглянул на меня, барабаня пальцами по столу.
— Хорошо, господа промышленники! — наконец произнес он, гулко хлопнув ладонью по столу. — Готовьте своих людей. Завтра на рассвете соберу казачий круг. Поглядим, что за войско у этого Тулишэня. Пора вымести эту нечисть с нашей земли!
Глава 13
Первая заповедь воинского искусства — знай своего врага. И мне, и атаману Гольцову, и даже последнему безпартошному казачонку, гонявшему курей по улицам станицы, было понятно: надо перво-наперво провести разведку.
Решил пойти сам, посмотреть, чего эти сволочи там наделали, кого брать с собой, было очевидно. Орокан — высокий, крепкий нанаец, для которого тайга была тем же, чем для меня когда-то улицы города: знакомым, родным и понятным пространством. Сафар, давно зарекомендовавший себя в деле, и Парамон — седой казак из Забайкалья с выцветшими, как зимнее небо, глазами, который умел выхватывать в лесу то, что для других оставалось загадкой.
Правда, атаман моего желания увидеть все самому не оценил, но хоть спорить не стал.
— Задача простая, — сказал я, пока мы собирались в полумраке землянки. — Осматриваем окрестности прииска, подходы, отходы, где охрана, где рабочие. Смотрим, считаем, запоминаем. И так же тихо уходим. Ни одного выстрела, ни одного лишнего шороха.
Первым делом мы, смешав сажу с медвежьим жиром, приготовили котелок с черной, матовой кашицей — маскировочный «крем». Это был прием, который я помнил из другой, прошлой моей жизни: узкие темные полосы на лице глушат блеск кожи и ломают очертания. Я провел пальцами по щекам, вискам, носу, потом передал котелок спутникам. Они, не задавая лишних вопросов, просто повторили мои действия. Затем мы обмотали стволы ружей и металлические части тряпьем, чтобы ни солнце, ни случайный отблеск не выдали нас издалека.
Покинув лагерь в самую глухую предрассветную пору, мы, растворяясь в тумане, двинулись следом за Ороканом. Он вел нас ему одному ведомыми тропами — узкими, как щели, звериными лазами, через сырые еловые заросли, по каменистым осыпям, чтобы не оставить следа в мягкой земле. Иногда приходилось буквально ползти на четвереньках, обходить сырые низины, перебираться через буреломы, по поваленным стволам деревьев перебегать быстрые ручьи. Лес вокруг нас дышал влажной тишиной. То и дело мы замирали, прислушиваясь к его величавой тишине, и в эти моменты я понимал, насколько слаженно работают мои люди: ни хруста, ни звона металла, ни резкого вздоха. Ничем не хуже парней, с которыми мы ходили в горах Чечни.
К вечеру мы добрались до вершины сопки, господствующей над долиной ручья Амбани-Бира. Там, в густых, колючих зарослях кедрового стланика, мы легли на холодный мох, распластавшись, чтобы нас не выдала ни одна тень.
Картина внизу заставила меня замереть. Наш прииск вовсю продолжал работу! Более того, он буквально кипел лихорадочной, муравьиной суетой. Здесь появилось несколько новых бараков — длинных, угрюмых строений с зарешеченными крохотными оконцами. Из трубы наспех сложенной кузницы валил густой дым, пронзительно скрипели вороты, поднимая из шурфов мокрую породу. У промывочных лотков вдоль ручья толпились люди — сотни согбенных фигур, один-в-один похожих на рабов с древних фресок.